Фильм

Дорогие товарищи!

Союз нерушимый

Неудивительно, если вы не знаете о том, что такое Новочеркасский расстрел. Этот инцидент был окончательно рассекречен только в 90-е, а погибшие и осужденные были реабилитированы уже посмертно. В 1962 году в заводском городе Ростовской области бушевал мирный протест: зарплаты рабочим снизили, а цены на продовольствие, которое и так тяжело было достать без связей, подняли. Неадекватной оказалась реакция местных властей, которые заручились поддержкой самых высоких чинов, приехавших выявлять зачинщиков и подавлять беспорядки. Солдатам раздали боевые патроны и отправили стрелять по беззащитной толпе. Погибли 26 человек. Всю эту трагедию в фильме «Дорогие товарищи» мы наблюдаем глазами Людмилы Семиной (Юлия Высоцкая), завсектора горкома, привилегированной, но прилежной и искренней чиновницы, которая теряет во время страшно окончившегося митинга свою дочь.

С такими фильмами, как «Дорогие товарищи», нельзя все на свете предугадать и снимать, изначально ориентируясь на потенциальный зрительский успех. Да, кое‑что можно все же предусмотреть: так, Андрея Кончаловского явно давно вела судьба к фильму о расстреле в Новочеркасске. Его жена, актриса Юлия Высоцкая, там родилась. Сама картина по своей сути могла быть только антисоветской, а у прижизненно признанного классиком Кончаловского давно есть зуб на ту власть: его без пяти минут гениальную картину «История Аси Клячиной» на долгие годы клали на полку. Впрочем, в 1990 году, после того как закончилась уже почти целая эпоха, с полки фильм сняли и даже вручили Андрею Сергеевичу Госпремию. Кончаловский — это и порождение советского строя, его дорогой товарищ и его же отщепенец: с одной стороны, он — сын автора гимна СССР Сергея Михалкова, с другой — вечно испытывал гонения со стороны властей и при первой возможности уехал снимать за рубеж. Но сейчас, впрочем, вернулся (живет в Италии, но работает в России — надо полагать, это очень удобно) и дает комплиментарные путинскому режиму интервью.

Всю эту информацию о связях режиссера с давно ушедшей страной необходимо проговорить скороговоркой хотя бы потому, что «Дорогие товарищи» — отчетливо политическое кино. Главная героиня — не последний человек в горкоме Новочеркасска, она по жизни следует линии партии, фанатично патриотична. В то же время она волею режиссера оказывается внутри важного исторического эпизода, очень показательного для всей той эпохи, символизирующего тоталитарность любого государства, даже самого социалистического на словах. Людмила встает перед моральным выбором — в ней трепещет материнский инстинкт, она ищет пропавшую дочь, но эти ее поиски очевидным образом нарушают гэбистскую подписку о неразглашении, которую ее заставляют дать. За несколько часов до силового подавления мирных беспорядков она сама кричала на партсобрании, что нужно стрелять по гражданским, по всем этим «зачинщикам» и «хулиганам» (эти обезличивающие, обесчеловечивающие, обвиняющие слова — неотъемлемая часть советского русского языка), но тогда она даже представить себе не могла, что попасть под руку и приклад, оказаться одной из безвинно виновных может самый дорогой для нее человек.

В то же время ничего этого уже давно взрослому поколению, не заставшему СССР, знать не потребуется. «Дорогие товарищи» — это кино на экспорт, в котором ничтоже сумняшеся проговорены вслух все, возможно, неочевидные для иностранцев советские реалии. Фильм начинается с диалога двух любовников, Людмилы и первого секретаря горкома — между прочим, женатого человека. В жизни, наверное, трудно было бы предположить, чтобы советские люди, только проснувшись, тут же в самоочевидных выражениях принялись бы усердно проговаривать друг другу известные им обоим советские реалии. Но даже эти исторические сноски, присутствующие в фильме в достаточном, но не чрезмерном количестве, не режут ухо и глаз. И это не случайная удача постановки — скорее показатель многолетнего мастерства Кончаловского, который в своем статусе режиссера-космополита и ветерана кинематографии может себе позволить спокойно снимать кино, понятное всем, в том числе зарубежным критикам на Венецианском фестивале, и никто его за этот просветительский порыв не осудит. Но кое-чего запланировать Кончаловский не мог бы при всем желании — небуквальной и неожиданной актуальности своей картины в глобальном масштабе. Все сошлось.

Постсоветское пространство переживает очередной кризис, выразившийся в Беларуси — стране, которая меньше других советских республик изменилась с момента распада нерушимого Союза, где, кстати, Юлия Высоцкая начинала когда‑то свою карьеру актрисы. С другой стороны, сегодня жителям дальнего зарубежья куда проще будет объяснить знакомые каждому советскому гражданину ощущения от жизни под колпаком, под контролем государства, который, как известно, всегда осуществляется под прикрытием самых благих намерений, а также за «железным занавесом», благо границы между государствами по миру так до конца и не открылись. Коронавирусный локдаун действительно многое изменил — в том числе сделал «Дорогих товарищей» универсально понятными.

Впрочем, и изначально это чуть ли не самый ясный, четкий и точный фильм всей венецианской программы. «Дорогие товарищи» — это апофеоз лаконичного режиссерского стиля Кончаловского, снимающего скупо, но метко, с не бросающейся в глаза, но исторически достоверной стилизацией места действия.

Больше всего эта картина похожа на «Рай», но на этот раз в фильме нет никакой эзотерики, разговоров с Богом и прочего наносного. Только точнейшая реконструкция событий со всеми реальным действующими лицами — Анастасом Микояном, Фролом Козловым. Единственное авторское допущение — протагонистка, блестяще сыгранная Высоцкой, точно знающей, что ей нужно изобразить в кадре. Она — главное режиссерское орудие во многих поздних фильмах этого постановщика (если уж «Дорогие товарищи» не получат «Золотого льва», то актерский приз Юлии не дать будет просто судейской ошибкой).

Лишь на полях основного действия Кончаловский допускает визуальную метафорику: ощенившаяся собака, которую Людмила видит ровно в тот момент, когда теряет шанс разыскать свою дочь; лицемерно радостная песня, играющая по советскому радио, когда случайная пуля убивает невиновную свидетельницу погромов. Эти детали не выпячиваются и не бросаются в глаза, а воспринимаются как обычные приметы жизни, ведь в экстремальные моменты любые детали всегда кажутся символичными.

Наконец, пусть иностранцам фильм может показаться политически противоречивым, но для российского зрителя, знающего во всех деталях прискорбную отечественную действительность, эта картина точно западет куда‑то глубоко вовнутрь. После «Дорогих товарищей» еще больнее ощущать, что ничего толком не меняется, что у власти всегда сможет подняться рука на народ, что на любом высокопоставленном заседании найдется крикун, который заявит, что мирный протест — это происки проклятых церэушников. Налицо тотальная неисправимость лихих людей, живущих на этих пустошах.

Как говорит один из важнейших героев фильма, отец Людмилы, который в ключевой момент достает из сундука дореволюционную форму и икону, тем самым намекая на неизменность тоталитарности любой русской власти: «На Дону Бога нет». А в современную Россию Бога пока не пускают через «железный занавес», который совсем недавно снова закрылся.