Фильм

До свидания, дети

По признанию самого Маля – очень автобиографичная лента, повествующая о быте детей во время Второй мировой войны, с гнетущей атмосферой опасности, которая разряжается в финальной части довольно логично. Частный колледж под управлением местной церкви, в который съехались дети из многих городов Франции, подвергающиеся в те дни бомбежкам. Дело в том, что нацисты относились к заведению вполне толерантно и даже приходили на исповедь периодически, будучи католиками. Среди таких детей – Жюльен с братом и мальчик по имени Жан Бонне, которому Жюльен довольно быстро становится близким другом. Дети ведут обычный для себя образ жизни, вопреки суровым военным обстоятельствам. При бомбежке от радости орут, тайком читают «Шахерезаду», запрещенную «святошами» книгу (потому, что «разврат, очень интересно!»), бегают по лесу, дерутся на ходулях, немного воруют. То есть, ничего особенного. За исключением того, что однажды оказывается, что Жан носит фамилию не «Бонне» и является евреем, а значит, в любой момент может открыться дверь и войти люди с военной формой и автоматами, чтобы предъявить на него права.

За несколько лет до выхода этого фильма, Маль снял скандально известный на родине «Лакомб Люсьен», который жутко критиковали за неуважение к движению Сопротивления и потворстве коллаборационистских идей. Критиковали столь нещадно, что это стало одной из причин, почему Луи Маль уехал работать в США (впрочем, далеко не главной, конечно). И вот, годы спустя, режиссер возвращается домой с лентой, которая выглядит как искупление, признание и несет в себе моральный вектор, прямо противоположный своей предыдущей «военной» работе. На этот раз коллаборационисты поданы исключительно, как того требуется – ненавидимые всеми жестокие мерзавцы, трусливые и мстительные. Хотя мысль о том, что «коллаборационистами не рождаются, а становятся при стечении обстоятельств» Маль решил не только оставить, но и сделать главной для развязки главного конфликта.

Понятное дело, режиссеру тут же все простили, осыпали всевозможными наградами и обняли, как блудного сына. При этом сомнительно, что режиссер действительно именно этого и добивался. Слишком личностный, глубокий и ностальгический для него фильм – эта сцена, как признался Маль, когда из класса вывели еврейского мальчика прямо посредине урока, преследовала всю его жизнь. А для творчески настроенных личностей единственный способ как-то бороться с подобными репрессивными воспоминаниями – воплотить их в акт искусства. Опять же, нацисты тут поданы в истинном своем обличии скорее в последней сцене, оказываясь вполне сносными людьми, которые, в случае чего, и заступиться могут. Пусть по религиозным соображениям, или желанию порисоваться.

Другой вопрос в том, что сама эта тонкая и местами чуть ли не щепетильная постановка столь острого и серьезного сюжета, не вызывает особого пиетета. С другой стороны, Маль никогда и не гнался за внешними эффектами своих фильмов, стараясь следовать канве реалистичности и не загромождать интересность темы, истории какими-то изысками формы. Фильм вообще стоит особняком из всего творчества режиссера, хотя бы потому, что это – единственная история, поставленная Малем, которая опирается на события из его личной жизни. Луи Маль даже лично говорит за кадром в финале фильма. В этом всегда есть что-то трогательное, когда самый интимный фильм автора оказывается еще и самым обласканным критиками и фестивальным жюри («Золотой лев» на Венецианском фестивале, как-никак, не говоря уж об искупительном дожде на премии Сезар).

Достаточно серый фильм, которому неизвестно за что ещё и дали премию. Наверное из-за уважения к имени режиссёра. Как фильм об ужасах войны с героями детьми - тут и близко ничего ужасного нет. Тем более с пол-фильма становится ясно, что герои фильма скорее дети буржуазии, а не несчастные сироты. Событий, или поворотов сюжета, которые могли бы придать интригу, в течении 100 минут также не случилось. Ну а еврейский вопрос и интернационализм людей, что ж - это не новость. Показанная концовка выглядит буднично. Даже слишком буднично, чтобы после просмотра остались какие-то эмоции.