Фильм О бесконечности

Шагал и падал: швед Рой Андерссон вновь о тщете всего сущего

Фильм открывает сцена левитирующих влюбленных в небе. Затем на черном фоне зажигаются звезды, из которых складывается название картины — «О бесконечности». За кадром повествование ведет голос девушки: «Я видела молодого человека, который еще не встретил свою любовь». Во время войсовера развивается короткий эпизод: молодая продавщица из книжного магазина опрыскивает фикус на пороге, на нее засматривается юноша, остановившийся у витрины.

«Я видела человека, который хотел защитить честь своей семьи, но изменил решение». В кадре мужчина, который держит труп окровавленной девушки — то ли жены, то ли сестры, то ли дочери. В дверях застыли в ужасе соседи.

«Я видела женщину, директора пиар-агентства, потерявшую стыд». Женщина средних лет в строгом костюме стоит у большого панорамного окна. Тут, собственно, тема не раскрыта.

Весь фильм шведского живого классика кинематографа Роя Андерссона состоит из таких коротких сцен, объединенных общей фабулой: священник, который потерял веру, посещает психотерапевта (он появляется трижды). По сути, эти эпизоды — современные притчи.

Но первое, что приходит в голову при просмотре «О бесконечности», — это не кино, это проза. Проза как литература. И проза, простите, жизни. У австрийского прозаика и драматурга Томаса Бернхарда есть такая тоненькая книга «Происшествия» (переведенная на русский язык и выпущенная «Либрой»). Это сборник рассказов, каждый из которых представляет собой короткий этюд из жизни, экзистенциальных переживаний и философских вопросов, на которые нет ответа, потому что они абсурдны (герои этой книги: мясник, влюбленные, вокзальный смотритель — всех их застал врасплох писатель в ключевой момент их жизней).

Если копнуть в литературу чуть глубже, можно обнаружить и конструкцию коротких описаний голоса за кадром: «Я видела…». В такой дневниковой форме излагал свои мысли другой австрийский классик, нобелевский лауреат Элиас Канетти (он писал заметки для художницы Мари-Луизы фон Монтесицки в 1942 году): «Христос умер слишком публично; жертва его стала вечным соблазном». Как отголосок этой фразы — кадр у Андерссона: человек несет на себе деревянный крест по извилистой улице, подгоняемый ударами плети и презрительными взглядами (дело происходит в наши дни).

Живопись — наиболее привычное сравнение для фильмов Роя Андерссона . Например, для его экзистенциальной трилогии, состоящей из фильмов «Песни со второго этажа», «Ты, живущий!» и «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии». Как человек, много лет проработавший в рекламе (на счету Андерссона около трехсот рекламных роликов и несколько «Каннских львов»), этот режиссер имеет особые отношения как с композицией, так и с цветом. Иногда в его кадре присутствует идеальная симметрия (прямо как в творчестве почти что однофамильца Уэса), иногда — просто занимательная геометрия. Палитра цветов строго выдержана в серых, грязно-голубых, телесных тонах, что придает изображению своеобразное ретрозвучание. Кажется, что герои его фильма живут то ли в 1960-е, то ли в 1970-е. Характерно, что почти все хорошо одетые, благополучные буржуа, внезапно столкнувшиеся с проблемами экзистенции. Герои попадают в тупиковые ситуации (сломалась туфля/машина/жизнь), но юноша в одной из виньеток напоминает, что просто энергия перешла из одного состояния в другое, поэтому она бесконечна.

Вступительный кадр с летающими людьми синефилы могут трактовать как цитату из «Странной истории Анхелики» Мануэла ди Оливейры или же из «Первой реформаторской церкви» Пола Шрейдера, что ближе к теме, поскольку и у Андерссона, и у Шрейдера влюбленные летают над разрушенным городом. Однако любому человеку, интересующемуся живописью, понятно, что все эти режиссеры (и Андерссон в первую очередь) цитируют полотна Марка Шагала, у которого летающие пары были лейтмотивом творчества.

Возвращаясь к построению фильма: преуспевший рекламист может рассказывать короткие понятные истории, но только уже зрелый режиссер может сложить их в единый замысел. Андерссон не только собирает пазл из дидактики и абсурда, но и разбавляет свое жизнеописание историческим юмором. В одной из новелл в бункере внезапно появляется Гитлер. В другой — гулаговцы стройными рядами бредут в Сибирь (и это как грустный, так и саркастический комментарий о тоталитарной власти).

Кажется, в этом фильме идеально все — и в первую очередь хронометраж (76 минут). Но невозможно отделаться от мысли, что «О бесконечности» — это амбициозный шаг искусного ремесленника, профессиональный фокус, слишком изящно сделанная работа, чтобы стать откровением.