Фильм

Танец Дели

Сегодня случился "Танец Дели" Ивана Вырыпаева. Говорить о гении режиссера, сценариста, драматурга вряд ли будет для кого-то новостью или открытием. Эйфория, Кислород, Валентинов день, Сны, Бытиё, Июль... Каждая работа Вырыпаева - это молитва. Обращение человека к Богу. "Танец Дели" совсем другая история. Медитация (посчастливилось ли вам узнать что это такое?). Ответ Бога на все ваши молитвы. Молитвы атеистов, женщин, мужчин, жен, мужей, любовниц, любовников, матерей, отцов, дочерей, сыновей. Семь фильмов о том, что Счастье - это прожить СВОЮ ЖИЗНЬ. Пусть и не идеальную, но свою. Счастье - это слушать СВОЕ сердце и доверять ему. Танец прекрасен! Спасибо всем причастным (:

"Замолчи, замолчи уже", - кричит одна героиня фильма другой, потому что только молчание имеет ценность, когда все слова затерты до дыр.
Странный случай, но сказать по поводу фильма практически нечего. Для одних это будет полуторачасовая нудятина, бесконечные разговоры пятерых персонажей на фоне кафельной больничной стенки.
Для других - это будет откровение, потому что у Вырыпаева есть уникальный талант - формулировать, облекать в слова то, о чем думают и что чувствуют (надеюсь) многие.
Нет смысла говорить, что "фильм не для всех" или "до него надо дорасти". Дело не в этом. Просто какие-то отдельные люди узнают вопросы, которые задавали себе тысячи раз. Не ждите ответов - их не будет, но будут слова, которые словно раскаленный металл войдут в ваше сердце и будут саднить долго-долго, пока вы что-то не поймете об этой жизни.

Зарегистрировался специально ради этого фильма, чтобы разбавить возможно высокие оценки, которые здесь появятся. Я, может быть, человек средних способностей, но хорошее кино люблю. Так вот, хорошее кино - это не про этот фильм. Откровенно нудная бредятина ни о чем с расчетом на то, что недалекие, но модные зрители скажут: "Вау, как это гениально!".

Любовь Танца Дели

Я смотрел фильм "Танец Дели" с другом. С другом другого пола, но это не важно. И когда я посмотрел фильм, я потом взахлёб рассказывал ей о том, как сильно и больно я любил когда-то.
А через несколько дней, я, наконец, понял, чем же меня так поразил этот фильм. Я понял, что вокруг меня в моей жизни нет любви. Нет моей, лично моей, любви. И никакие Контактная Импровизация, Поэзия, Музыка и что там ещё у меня есть - не помогут мне в этом. И чем более счастливым, спокойным и "просветлённым" я становлюсь, тем меньше у меня любви. И когда у меня было много боли - было и много любви. А сейчас боли совсем нет и моё сердце не болит, как будто "к нему прижали кусок раскалённого железа" и моё сердце не рождает музыку для моего танца, оно даже не метроном, оно просто есть. И я вижу, что так не только у меня, а у почти всех вокруг меня.
И я ловлю себя на том, что завидую героям фильма и их любовям. Любви Кати - к жизни, любви Андрея - к Кате, любви Леры - к Андрею, любви матери Кати - к себе.
И ничего с этим нельзя поделать. Можно только отпустить. Испить эту чашу до дна и отпустить.

Вырыпаев - один из немногих российских драматургов (на ум приходят ещё Литвинова, Покрасс, Пряжко, может, ещё кто-то), выдающихся способностью заряжать свои тексты какой-то удивительной энергетикой. У Ивана она берётся не от "новизны мысли" и "трогательности чувств". Главное оружие, которым он завоёвывает внимание зрителя - уникальное чувства слога.

Слова у него звучат, расставляются, перемешиваются, повторяются, теряют от повтора смысл, меняют от него же смысл, а потом в какой-то момент начинают переливаться невиданными оттенками какой-то неземной горечи. Их часто хочется вырвать из контекста, процитировать, но отключенные от общей цепи, они часто теряют свой гипнотический свет. Чтобы его уловить, очень важно проследовать за автором от начала и до конца, не отвлекаться, слушать очень внимательно, пока не останется ни слушателей, ни артистов, останутся только слова.

"Нужно как бы это сказать, нужно стать с танцовщиком одним существом, нужно дать его танцу проникнуть в тебя, нужно ему отдаться, нужно, чтобы танец завладел тобой. И тогда ты и танцовщик, вы вдруг, становитесь одним целым, да и все кто смотрит на танец, мы все становимся одним целым, мы становимся одним танцем. И тогда уже нет больше ни того, кто танцует, ни того кто смотрит, а есть только танец и ничего больше. Но так смотрят не все".

Очень часто тексты Вырыпаева имеют гораздо более сильное влияние, если их просто читать, а не смотреть по ним постановки и фильмы. Умудряешься лучше сосредоточиться. Но как режиссёр он для меня так же велик, как и автор, потому что в большинстве случаев точно знает, что главное в его фильме - это слова.
В гениальной "Эйфории" присутствует и роскошная музыка, и удивительной красоты операторская работа, но они не отвлекают от текста.
Спорный "Кислород" в этом смысле оказался не понят: он бомбардировал зрителя яркими красками, клиповым монтажом, главное отходило на второй план и дальше.

В "Танце Дели" Вырыпаев сдержался по всем фронтам, вернулся к театральным корням - здесь только одна декорация, больничная стена. Более того, какую-то часть времени отличные актёры даже не играют - просто декламируют написанный текст. Но этим способом ему удаётся добиться странного эффекта: ещё острее начинаешь ощущать разницу между эмоциями, вызванными живым лицом, искренностью, "жизненностью" что ли, и теми эмоциями, которые рождаются, когда наблюдаешь исключительный, непревзойдённый в своей технике и мастерстве танец слов. Это совсем другая искренность, с которой в повседневности не сталкиваешься. Она затрагивает рецепторы, о существовании которых и не подозревал. Вдруг, откуда ни возьмись, в движениях звука, в белом шуме, в азбуке Морзе начинаешь различать живое чувство. Будто слой за слоем с картины сняли краску, убрали все хитрости ремесла, заперли в ящик все кисти и инструменты, а пустой холст, как оказалось, вызывает всё ту же эмоцию. Будто лицом к лицу сталкиваешься с ней, в её первозданном виде, когда она вот только появилась на свет и ещё не успела обрести какое бы то ни было ограниченное воплощение, а потом другое, третье толкование, которые одно за другим неизбежно исказят её.

Другое дело, что часто у Вырыпаева за этой эмоцией прячется мысль или идея, которую вполне можно было назвать инфантильной, максималистской или просто банальной. Но лично я его ценю именно за талант возводить эти захватывающие дух словесные конструкции, заставлять речь исполнять этот удивительный танец, перерабатывающий ужас, горе и боль в чистую нетронутую красоту.