«Паразиты» vs «Игра в кальмара»: какая южнокорейская сатира на капитализм круче?

Про что это все В 2012 году интернет взорвал клип «Gangnam Style» южнокорейского рэпера PSY (читается как «Сай»). Кангнам — самый престижный район Сеула, что-то наподобие американского Беверли-Хиллз или российской Рублевки, так что клип можно было бы принять за сатиру на люксовый образ жизни, хотя, по сути, он был его апологией, ведь Сай — представитель так называемой «золотой молодежи», а видео им самим было задумано как пародия на популярный в мире кей-поп: своей неконвенциональной внешностью рэпер сломал стандарты красоты этого музыкального направления. Спустя десять лет этот клип смотрится совершенно иначе. Как артефакт эпохи, в которой еще можно было весело кичиться своим богатством. Есть ощущение, что сейчас такое уже не прокатит, потому что последние несколько лет искусство системно выступает с критикой капитализма, а вершиной этого дискурса стали приземленные в плане социальной тематики «Паразиты» Пон Чжун Хо, победившие пару лет назад на Каннском кинофестивале. К слову, «Паразитов» Пон снял после небольшой командировки на Запад, где он успел поставить две большие фантастические картины: «Сквозь снег» для кинотеатров и «Окчу» для «Нетфликса». Важно отметить, что за это время постановщик успел нарастить режиссерскую мускулатуру и расширить свой творческий кругозор. От горизонтальной иерархии поезда с его вагонами как набором социальных ролей (нумерация, как водится, идет с головы состава) в «Сквозь снег» он перешел к более традиционной вертикальной структуре лестницы в «Паразитах», где богачи живут в роскошном дизайнерском особняке, а бедняки ютятся в сыром и душном подвале.

Сюжетную канву каннский и оскаровский лауреат заимствует из классических плутовских комедий. В центре повествования две семьи, каждая из четырех человек (мать, отец, сын и дочь) — миллионеры-снобы, комично фанатеющие по всему американскому, и пройдохи-маргиналы, перебивающиеся случайными заработками, пока судьба не спустит для них нежданный социальный лифт. Их сын обманом устроится к дочери богачей репетитором английского и постепенно в качестве разнообразной прислуги перетащит в поместье все свое семейство. Однако ужиться мирно даже под самой просторной крышей им удастся недолго.

Пон Чжун Хо виртуозно жонглирует жанрами, молниеносно превращая авантюрный фарс в кровавую драму или даже социальный хоррор. Дуализм картины заложен в самом названии, ведь режиссер так и не объясняет, кто же из героев — богачи или бедняки — присосавшиеся к чужому счастью «паразиты». Зато очевидно другое, что, разменяв шестой десяток, Пон научился говорить на важные для себя темы классового неравенства и социальной несправедливости с холодным носом и ироничной улыбкой большого художника, для которого сочетание красок и нюансы композиции часто важнее фигур на картине. Он намеренно отказывается от простых ответов на сложные вопросы, уходит в тень, прикрываясь мастерски мимикрирующей под разные жанры, но неизменно отстраненной камерой Хон Ген-пхе. И, пожалуй, именно эта многомерная сложность «Паразитов» по-настоящему заворожила и подкупила членов жюри Каннского фестиваля, американских киноакадемиков и простых зрителей.

Форма дистрибуции Прежде чем выйти в прокат, «Паразиты» победили в Каннах, что, разумеется, способствовало хайпу вокруг картины (потом еще был «Оскар», который тоже добавил фильму популярности). В итоге лента стала не только фестивальным, но и кинотеатральным хитом: при бюджете в 12 млн долларов «Паразиты» в мировом прокате собрали 266 млн долларов. Очень серьезное достижение для авторской картины, которое в конце 2019 году переплюнул победитель Венецианского кинофестиваля «Джокер», собрав миллиард долларов в прокате. Как оказалось, со стороны фестивалей это было очень разумное решение: развернуться лицом к крауд-плизерам, стопроцентно зрительскому кино. Ведь уже невозможно не замечать, что дух времени живет не в артхаусных драмах, а в жанровых вещах: хоррорах и кинокомиксах. Так что еще непонятно, это фестивали популяризовали своих победителей или победители — фестивали. Скорее всего, это взаимный процесс. А вообще кассовые успехи корейских фильмов не новость: в родном прокате корейцы уже давно собирают больше голливудских блокбастеров. Это стало возможно благодаря поддержке государства и крупных корпораций-чеболи, которая стала оказываться корейскому кинопроизводству с начала 1990-х. В итоге за последние 30 лет Корея превратилась в одну из самых самобытных, успешных и интересных национальных кинематографий. 

Про что это все Во время чтения материалов про южнокорейское экономическое чудо и просмотра цифр экономического роста Южной Кореи, может сложиться впечатление, что в этом регионе Юго-Восточной Азии все просто замечательно, но это не так. «Сегодня мы [в Южной Корее] имеем прекрасную экономику, но чтобы иметь средний достаток, требуется сил не меньше, чем в те времена, когда Корея была страной третьего мира. Счастливыми людей делает не хорошая, а быстрорастущая экономика. Граждане чувствуют постоянные изменения к лучшему, и это их радует. Когда же заметных изменений не происходит, особой психологической разницы между бедностью и богатством народа нет. Почему же тогда в корейском обществе не растут протестные настроения? А против кого протестовать? Легко бороться с диктатурой: есть конкретный человек, которого можно свергнуть. А кого свергать в демократическом обществе? Капитализм — он ведь как воздух. Совершенно не в кого бросить гранату», — объясняет профессор Хонг Юл Хан из университета Ханянг.

Также с наступлением демократии социальное расслоение в Корее усилилось, а разница между доходами самых бедных и самых богатых увеличилась — не катастрофически, но корейцы все равно ужасно от этого страдают. Добавьте сюда общую закредитованность населения, информацией о которой завершается «Игра в кальмара», и станет понятно, откуда в сериале взялась критика звериного оскала капитализма. К слову, сюжет шоу строится вокруг таинственного реалити-шоу, на которое приглашают погрязших в долгах отщепенцев с самого дна жизни (солирует герой Ли Чжон Чжэ), чтобы они не на жизнь, а на смерть сражались в максимально детских декорациях в известные игры наподобие игры в кальмара. А приводит в движение этот адский механизм гигантская свинья-копилка, висящая над головами игроков и пополняющаяся со смертью каждого участника. Главная интрига: можно ли выжить в мире доведенного до абсурда конкурентного капитализма и при этом остаться человеком?

Для создателя «Игры в кальмара», режиссера и сценариста Хван Дон Хека, этот проект стал настоящим звездным часом. Он придумал его больше десяти лет назад под воздействием различных жизненных неурядиц, а затем обивал пороги студий, пока наконец не получил добро от «Нетфликса» — причем не в виде фильма, как планировалось изначально, а сериала. Существенный нюанс: не имея столько профессиональных регалий и художественного веса, как у Пон Чжун Хо, Хван Дон Хек берет энергией, напором, бескомпромиссностью и горячей темой, которая, судя по резонансу, отзывается в сердцах миллионов зрителей по всему миру.

Вся история крутится вокруг идеи справедливости — игровой, социальной и жизненной. Отсюда постоянное обращение автора и его главного героя к ребяческим забавам, когда еще не замутненный деньгами разум опирался на такие понятия, как «честно» или «нечестно». К этой игре подключаются и зрители, которым предлагают найти себе любимчиков среди разношерстной компании участников и задаться экзистенциальным вопросом: «А как бы я поступил в их ситуации?». Чтобы потом почувствовать холодок по спине от осознания того, что, сидя у экрана, ты оказываешься ближе к наблюдающим за реалити-шоу извращенцам-богачам в золотых масках, чем к игрокам. В этой иммерсивности и заключен, пожалуй, главный художественный смысл «Игры в кальмара» — необходимо эмоционально участвовать в действии, иначе аттракцион просто не сработает. А чтобы сделать это, не обязательно быть оголтелым леваком и заядлым критиком капитализма, как для получения удовольствия от боевика нет никакой необходимости мечтать о насилии в реальной жизни. Взрослой отстраненности «Паразитов» сериал противопоставляет детскую непосредственность и эмоциональную участливость зрителя-игрока. И, уступая в многомерности шедевру Пон Чжун Хо, сериал вполне обыгрывает конкурента на собственном выдуманном поле.

Форма дистрибуции «Игра в кальмара» вышла на «Нетфликсе» 17 сентября и стала не только самым успешным южнокорейским сериалом на стриминге, но и самым популярным шоу платформы вообще. На сегодня его посмотрели 111 млн зрителей со всего мира, он разошелся на большое количество мемов и принес видеосервису 900 млн долларов прибыли. Иначе говоря, «Игре в кальмара» за месяц удалось то, на что «Игре престолов» от HBO понадобилась пара-тройка лет: стать всемирным социокультурным феноменом. Это все, конечно, серьезный повод подумать о том, как за десять лет кардинально изменились формы дистрибуции контента.

В отличие от HBO — кабельного телеканала, транслирующегося в первую очередь на американцев, «Нетфликс» — международная платформа, которая не только сразу вещает на весь мир, но и давно вкладывается в локальные проекты. Такой подход рано или поздно должен был принести плоды, но никто и предположить не мог, что самым популярным сериалом стриминга станет корейская дорама. Конечно, специалисты, да и многие рядовые зрители в курсе, что в Южной Корее очень сильная киноиндустрия. Но все же она до поры до времени оставалась очень нишевым продуктом. Как же так получилось, что «Игра в кальмара» завоевала весь мир?

Вице-президентка по контенту азиатского отделения «Нетфликса» Мин Ен Ким, отвечающая не только за Южную Корею, но и за Японию, Тайвань, Австралию, Новую Зеландию и Юго-Восточную Азию, считает, что причин успеха несколько. Во-первых, сериал содержит комментарий по поводу социальной несправедливости — классового разделения, финансового неравенства, гендерных вопросов, а это проблемы, знакомые не только корейцам, но и людям по всему миру (особенно левую повестку шоу оценили в КНДР). Во-вторых, визуальная эстетика сериала изначально была задумана как вирусная: взять хотя бы красные костюмы охранников и зеленые участников реалити-шоу, которые уже продают как мерч (вот тебе и критика капитализма!). В-третьих, максимально увлекательный формат «Королевской битвы» и «Голодных игр». Кто бы что ни говорил, но «Игра на выживание» не чисто российский кейс. Это не респектабельная версия треш-стримов, просто зрителям во всех уголках земного шара интересно смотреть на то, как другие люди поведут себя в экстремальной ситуации, примерить эту ситуацию на себя. При этом существенное отличие «Игры в кальмара» от других успешных young adult — франшиз заключается в том, что ее главные герои не подростки, а пожившие жизнь возрастные персонажи.

В общем, кейс «Игры в кальмара» выглядит очень воодушевляюще: если корейской дораме удалось так выстрелить, то в теории перспективы для всех локальных киноигроков «Нетфликса» открываются грандиозные. А пока, глядя на цифры просмотров сериала, можно с уверенностью констатировать, что для популяризации корейского кинематографа стриминг сделал даже больше, чем «Оскар» и Канны вместе взятые, — и что как институция «Нетфликс» становится важнее этой награды и фестиваля.