Фильм

Крокодил

Безрассудно отчаянные порывы, бессмысленно дерзкая смелость, металлический привкус риска на мокрых и солёных губах, неистовое желание обладать, покорять, сжирать без остатка. Хищник, живущий в окружении жертв. Вода — его главная ширма, его приют, его обитель греха. Талая, пресная, дождевая, прозрачная и грязная, льющаяся водопадами из водосточных труб и формирующая неспешное течение реки у Хангана. Та что дарует спасение, в мгновения невыносимой жары, адской засухи и ядовитой жажды, и забирает эту жизнь: набухшие, зеленые, гнилые утопленники с белыми зрачками, скользкие как угри, чей трупный смрад сливается с вонью водорослей, ароматами ветров и соли, часто лишались тут последнего. Сеульский Стикс и его Харон грабили их без сожаления. Вода и тот, кто к ней был привязан инстинктами, забирали у них все. Безмолвная, бездонная синева небес и речной воды — мрак свободной стихии, для которой парень под мостом не враг, но друг. И чем глубже он погружается — человек без имени, без будущего, без праведности — тем сильнее ему хочется остаться здесь навеки, отринув все, что держит его на суше. Но мало воздуха, а ещё меньше — жизни для этого человека, что называет себя Крокодилом.

Режиссерский дебют южнокорейца Ким Ки Дука, фильм «Крокодил» 1996 года, можно назвать эскизом ко всем последующим киноработам постановщика, для стиля которого характерны витализм, брутализм и символизм, настоянные преимущественно на религиозных (христианских ли, буддистских ли) дрожжах, оттого излишняя авторская выразительность на грани кажется всего лишь дополнением к исключительной литой форме повествования режиссёра. Беззвучная медитативность авторского кинослога, впитавшего в себя традиции в первую очередь европейских киношкол, что иногда порой резко прерывается насилием в предельной степени концентрации — Ким Ки Дук фиксирует саму жизнь вокруг себя, фрустрируя при этом иносказательность и поэзию даже там, где её принципиально нет и быть не может. Морок душ и жар дна не дарует просветления, там нет красоты, чистоты, простоты — сплошь гопота, босота, пестрота и острота — ощущений, эмоций, страха. И Ким Ки Дук с нюхом художника-натуралиста черпает здесь невыносимую легкость бытия, что должно быть осознанным.

Тем приметнее этот дебют; нескладный, шероховато снятый фильм, чей драматургический функционал сперва лишь ограничивается элементарным наблюдением за жизнью трёх разных людей: Крокодила, избравшего для себя путь самоустранения от привычных человеческих законов и самоуничтожения; Старика, выбравшего дорогу смирения и умиротворения и Мальчика, чья невинность подвергается испытаниям вечного сомнения. Триединство жизненного раздрая, умудренного опыта и пылкой непознанной юности. Жизнь лишь ради себя и жизнь в себе. Три ипостаси по сути одного человека. Мальчик и старец, пустая чаша и немногословный мудрец зависят от преступника, что стоит над бытием, что живёт вне общества — и он их постепенно меняет, как и изменит его самого таинственная блаженная, что через боль, через насилие, через доступность прощает себя и прощает остальных. Парадокс, но ложащийся без теней на авторское восприятие мира, что соткано из червлёных шёлковых паутин заблуждений, побуждений, блужданий, ошибок и страданий. Прощенные болью, отпущенные грехами.

Сюжетная спираль «Крокодила» — подчеркнуто камерного и интимного фильма, который задаст тон и «Адрес неизвестен», и «Плохому парню», и" Весне, осени, лету, зиме…», и «Пустому дому» — вертится вокруг пресловутого люмпена, этого смыслообразующего кирпичика всей киновселенной Ким Ки Дука. Именно вокруг этого героя режиссер выстраивает собственную концепцию понимания человечности, отношений между мужчиной и женщиной, примет социальной отчужденности, превозмогания своей ничтожности ради обретения если не смысла жизни, но хотя бы минимальной её цельности. Бог, вероятно, и есть любовь, но что если любовь здесь, под ханганским мостом, больше не живёт, и то, что Крокодил ошибочно принял за неё притяжение тела, не было и никогда не будет любовью?! Чувственная привязанность, волглая похоть, пахнущая потом и слезами, тяжесть желания, что оправдывает всё и всех, но никак не любовь. Для Крокодила это неизьяснимое чувство, что является не столько первозданной любовью, сколь попыткой бегства от одиночества, чудовищного эквивалента бессмысленной и пустой жизни, что догорает угольками, становится в сущности принуждением к его раскаянию, к покаянию у врат своей мирской жизни — и за познание этого чувства придётся платить втридорога; цена своего очищения слишком высока. Духовные страсти Ким Ки Дук облекает в нарочито жёсткие сюжетные повороты, буквально загоняя четверку героев в тупики; быт и примитивизм уже не просто данность, они все больше душат, толкая из огня да в полымя, а потом на само речное дно, где Крокодил саморазоблачается в своих витийствованиях мечтаний, которые всё-таки у него есть. Но эти мечты запоздалы. За все надо платить, и за предательство своей истинной природы в особенности. Хищник не может быть слабым, его тут же сожрут. Карма и сызнова вечный отсчет утопленников, что плывут по реке смерти из дальнего океана жизни, где нет места ни для людей без имени, без прошлого, без памяти и без веры. Замкнутый круг. Ловушка изломанного сознания.

Под одним расписным мостом, с обнищавшим стариком и мальчиком-сиротой, живет Крокодил. Так называют молодого парня, который им помогает выжить в мире, где для них не нашлось места. Крокодил промышляет ограблениями утопленников, вечерами бросающихся в испорченную цивилизацией реку. Иногда он играет в покер, но, впрочем, карта ему никогда не идет. Однажды Крокодил вытаскивает из воды красивую девушку и насилует ее. На следующий день она, как ни странно, не пытается вновь покончить с собой, а возвращается к грубому бродяге. Маленькая коллективность из трех мужчин и одной женщины становится похожа на семью, основанную скорее на выгоде, чем на простых человеческих чувствах. Когда в эту «ячейку» проникает любовь и забота, с ней же в жизнь Крокодила врывается и череда трагедий.

Дебют Ким Ки Дука, при всей своей малобюджетности, дает полную панораму неоднозначности и, в то же время, неограненной талантливости будущей звезды мирового кинематографа. В «Крокодиле» есть всё, за что любят Кима, и за что его ругают. Так как это очень ранний фильм, он пока не покрыт характерной пеленой молчания, что дает возможность предположить, почему в последующих лентах Ким сосредоточился на безмолвной медитации. И именно с «Крокодила» режиссер начинает эксплуатацию темы диалектического противостояния мужчины и женщины, которые одновременно и созидают, и разрушают друг друга.

Иногда кажется, что Ким хочет снять свое идеальное кино. Раз за разом он рисует его будто на холсте, наполняя придуманными символами. Потом картина его не устраивает, и он тут же принимается за следующую, с новыми символами, но с прошлыми мотивами. Каждый раз Ким приводит героев к неожиданной, очень глубокой трагедии, превращающей всю историю росчерком пера в притчу, и «Крокодил» в этом смысле представляется прекрасным наброском, служащим эпиграфом ко всему последующему творчеству корейского постановщика.

Оказывается, что премированный ранее за сценарную работу, Ким Ки Дук не всегда может корректно проследить за собственным сюжетом. В «Крокодиле» есть пара ключевых сцен, либо созданных законами формальной логики, неприменимой к реальности, либо в силу утери нескольких поясняющих кадров. Собственно остается загадкой, как, например, дедушка стал свидетелем заказного убийства? Позже Ким Ки Дук находит выход в многозначительной тишине, и в «Острове», в чем-то сродном с «Крокодилом», открываются невиданные просторы для толкований

Символизм в «Крокодиле» пока лишь периферийная разрабатываемая область, и автор не рискует дать зрителю заскучать. Развлекает он остросюжетными линиями, в которых нет места для иносказаний. Экстремальность пока в зачаточном необузданном состоянии и ей не придумана эстетическая оболочка с восточными орнаментами. Что же такого хорошего в «Крокодиле», спросите вы, что он стал фундаментом для обрастания целого культа вокруг фигуры Ким Ки Дука? С самого начала Ким научился с помощью нетривиальной жестокости создавать трогательную философию обреченности человеческих взаимоотношений, гармонично рифмуя кровь с любовью, так, что даже нет нужды анализировать происходящее. Достаточно чувствовать.

Качественный фильм раннего Ким Ки-дока. На неживописном берегу сеульского Хангана живёт небольшое бездомное семейство во главе с "Крокодилом" - мошенниковатым чудаком-аквафилом, грабящим прыгающих с моста самоутопленников, больше походящим на пресмыкающееся, чем на человека. С появлением в крокодильем семействе убежавшей из дома красавицы Крокодил проходит все ступени эволюции - до человекообразного состояния. Режиссёр щедро снабжает эту драму своими фирменными подробностями, в т.ч. физиологического толка. Чего только стоят надувание воздушных шариков под водой, раскрашивание синей краской панциря черепахи, засунутый в задницу гомика огурец (хорошо ещё, что не по-корейски перчёный, а свежий!), сцены прибрежного изнасилования и пр.

В свободное от своих крокодильих дел время главный герой строит под водой нереальный по своей красоте и безбашенности натюрморт (в переводе с франц. - мёртвая природа), частью которого в итоге становится. Будут ли по этому поводу у аудитории "крокодильи слёзы"?