В особняке крупного итальянского фабриканта появляется красивый молодой человек, который производит неизгладимое впечатление на всех — от хозяина до горничной. Когда гость исчезает, привычный уклад буржуазного семейства разрушается. Премия экуменического жюри Венецианского кинофестиваля (Пьер Паоло Пазолини).
Мистика, Драма |
16+ |
Пьер Паоло Пазолини |
4 сентября 1968 |
1 час 35 минут |
Традиционно, Пазолини считается талантом по части вызывающих, неординарных интерпретаций древних мифов и классических литературных сюжетов. Что не совсем верно. Пазолини не занимался трактовкой — он компилировал будоражившие его разум идеи, сплетая их с авторитетными первоисточниками, из которых черпал лишь необходимое. Не талант интерпретации, но талант обвязывать хрупкими бархатными нитями заточенные в веках стальные лезвия прочным узлом сделал его великим классиком. И все-таки, едва ли его величие было столь же широким, если бы однажды Пьер сам не попробовал себя в мифотворчестве, аутентичному тому времени, в котором существовал и, со всей своей бурлящей, подростковой энергией и неугомонностью, бунтовал. Главным и единственным таким произведением стала его «Теорема».
Ошибочно считать, что «Теорема» — кино многозначное, абстрактное в своих философских началах. В сущности, содержательного аспекта в этом произведении всего два, причем один проистекает из другого и является при этом не требующим доказательств аргументом в пользу первого. Главным образом, нужно сделать акцент на том, что «Теорема» — кино экзистенциальное лишь постольку, поскольку это работает на программу демонизации буржуазного образа жизни и высмеивания религиозного аскетизма.
Схема, которую Пазолини использует в основе своей классическая, основанная на традиционной христианской морали, но при этом потерпела внешне незначительную, но резко сдвигающую смысловые акценты в иную плоскость, модернизацию. Природа божественного для буржуазии по сюжету заочно не знакома, а значит и не может быть естественной потребностью. Поэтому то, что несет его в себе, то есть визитер Стэмп, обладает еще и значительной долей порока, столь знакомого и любимого сладострастными буржуа. Благодаря этому, представители знатной семьи и попадаются на крючок.
Критика христианского лицемерия здесь просматривается весьма четко, по Пазолини понятийные штампы «божественного» и «порочного» — две крайности не одной шкалы, а двух самостоятельных, но идущих бок о бок. Отсюда и бесполезность самоистязания в пустыне, секса с красивыми мальчиками, не имеющих ценности росписей на холсте и девичьего гробового молчания. Буржуа не могут достичь катарсиса не столько оттого, что окончательно порочны, как трактует это значительная часть публики, сколько из-за банальной глупости — семейство бездумно обременило себя несвойственными буржуазии крайностями. Одна из сторон — проповедуемой христианством аскезой (Отец, дочь), другая — форменными изысками (Мать, сын). Знатная семья здесь смешна от подчеркнутой неспособности к рефлексии.
У служанки здесь весьма забавная роль, потому что с одной стороны, не выпадает из концепции в силу того, что к рассматриваемому классу не имела отношения, в связи с чем ее ориентация на аскетизм — естественна и единственно верна. С другой стороны, все та же служанка выполняет роль маневра, отвлекающего от надрелигиозной усмешки, и проецирующего внимание на достаточно условной «порочности» зажиточного семейства. Одним ударом Пазолини обливает помоями сразу двух зайцев: религиозный институт и буржуазный класс. Тот факт, что христианская церковь хвалила Пьера за его фильм, вызывает в связи с этим неподдельное умиление.
Но за подлым и злодейским очернением скрывается и личный экзистенциальный порыв. А именно, проходящий сквозь всё творчество Пазолини лейтмотив свободы души и тела от предрассудков, и подсознательного стремления человека к освобождению от обременяющих эту свободу принудительных установок и диктуемых временем условностей общественного сознания. Пожалуй, именно в «Теореме» этот порыв оказался самым искренним по форме высказывания, а оттого самым точным и пронзительным в своей сути.
В серую, скучную, унылую жизнь буржуазной семьи вторгается нежданный, безмолвный и таинственный гость (Терренс Стемп), который во всех отношениях меняет образ существования всех членов семьи, буквально раскрашивая яркими цветами. Красавец с магнитическими глазами соблазняет всех – мать и дочь, сына и отца, даже служанка подпадает под силу его гравитации. Но однажды члены семьи обнаруживают, что он ушел из их жизни, оставив их наедине друг с другом и неприветливым миром. И каждый бросается в отчаянную попытку заполнить создавшуюся пустоту. Сын принимается творить какие-то абстрактные картины, при этом понимая, насколько бесталанные и жалкие. Отец в болезненном припадке оплакивает утерю. Мать бесплодно пытается найти замену в сексуальном плане. Дочь и вовсе отрешается от всего и уходит в себя. Горе, боль, обида. Теорема существования человека, покинутого высшими силами. Обличительный манифест против бессмысленности жизни буржуазии. Обязательный пункт программы для каждого уважающего себя киномана.
Фильм очень тонко следует тому сложному сочетанию современной психосоциологической науки, христианских учений, марксистских взглядов на мироустройство, что Пазолини задал не только в своих книжных произведениях, но и в фильмах «Евангелие от Матфея» и «Царь Эдип». Но на этот раз он дошел до наивысшей точки выразительности, пусть и для этого ему пришлось почти расстаться с тем, что у автора получалось лучше всего – фильм вышел почти бессловесный. Во всем же остальном режиссер следует собственным стилистическим предпочтениям – это все то же узнаваемое сочетание сложных метафизических символов и даже явлений, с реализмом современности.
Что же касается смыслового наполнения, то на эту тему было написано множество серьезных книг, сломано кучу копий, высказан огромный спектр различных мнений – от резко критических до экзальтически хвалебных. Понятное дело, зная критическое направление творчества Пазолини в целом, большинство критиков останавливается на той стороне, где автор не оставляет ни лучика надежды правящему классу, лишая их духовности и показывая бессмысленность их внутреннего мира. Но наиболее интересным же представляется некая инверсная трактовка происходящего после того, как семью покинула высшая сила, чем выглядит герой Терренса Стемпа. По сути, все это можно рассматривать как реакцию социума на мир без Бога.
И тут уже вырисовываются вполне удивительные выводы. Человечество реагирует на подобное положение по-разному. Кто-то бросается в творчество (культурологическая трактовка – реакция творчеством в попытке заполнить пустоту). Кто-то отчаивается и мечется между марксизмом и исповедью (политологическая трактовка – не умеющий побороть сложившуюся капиталистическо-буржуазную систему отец раздевается и кричит от ужаса на склонах горы). Кто-то возносится и собственным чудом порождает некие удивительные свидетельства пребывания на Земле непознаваемого и необъяснимого (религиозная трактовка, позволяющая вознестись наиболее страдавшему слою, лишая шансов на спасение буржуа). Кто-то прыгает по постелям, судорожно пытаясь уловить хоть что-то из снизошедшего (сексологическая трактовка, которая при определенном повороте градуса превращается или в социологическую или религиозную трактовку – экстаз от причастности к величественному перенесен на более доступный символ экстаза сексуального). Остальные просто перестают жить, впадая в ступор от ужаса перед бесцельностью дальнейшего бытия.
Так или иначе, к фильму можно относиться по-разному. Его можно понять и любить, можно не воспринять, поставить блоки, и отвергать его смысл (точней, любой из уровней, которых в картине очень много). Но никак нельзя отрицать его важность с культурологической точки зрения. Пазолини в свое время превзошел многих современников, которые размахивали флагами и призывали на баррикады – подобный подход для автора был мелким, он видел проблему более широко. Настолько широко, что сегодня, после стольких лет, возня французских и итальянских авторов, сражавшихся с полем ветряных мельниц, выглядит нелепо, тогда, как произведение Пазолини лишь набралось со временем крепости и, кажется, мудрости.
Даже сексуальная раскрепощенность тут является настолько очевидной метафорой, что не должна вызывать какого-либо конфуза у пытающихся трактовать понимание фильма по-своему. Поэтому метания представителей Ватикана от вручения премии до чуть ли не запрета фильма, мягко говоря, не понятны. Показателен, кстати, вердикт процесса, который велся относительно снятия фильма с проката – «волнение не сексуального, но идеологического характера». Редко когда судьи так точно высказываются о спорных картинах, но это тот самый случай.
Среди элитарного кино, творчество Пазолини, несомненно занимает одно из первых мест. Гениальный провокатор Апеннинского полуострова, способный взбудоражить общественность простыми намеками на атеизм, богохульство и религиозность, благопристойность и распутность, в 1968 году он представляет миру Теорему. Что скрывается за этим словом с большой буквы неизвестно, пожалуй, никому, ну, кроме того, что это название фильма. «Теорема» — механически это то, что мы может трактовать, как нам вздумается, идти в любую сторону как в пустыне. Позволено все в попытке ее доказать. Только вот в чем и загадка одной из лучших работ Пазолини. Что в ней разгадывать.
Конечно, находятся индивидуумы, считающие «Теорему» унылой, я же утверждаю, что это ошибочное суждение. Более герметизированного и завораживающего фильма трудно сыскать. Можно его не понять, можно даже не пытаться его понять, все равно после оглушающего крика человека в пустыне, останется ощущение, что ты посмотрел нечто гениальное. Но порой трудно объяснить, в чем заключается гениальность.
С первого взгляда составляющие фильма ясны и затруднений не вызывают. Есть семья, которую называют прямым текстом буржуазной, есть таинственный гость, нарушающий покой и сон семьи. После ухода гостя, наступает деградация, кто во что горазд. Существует также множество более мелких условий, сюжетных ответвлений для каждого персонажа, но ясности в Теорему это не внесет. Причем осознание грандиозной загадки возникает в конце фильма, когда вроде бы все понял и ничего от тебя не утаили, но в остатке ощущение чего-то более величественного и непостижимого.
Пазолини играет со зрителем множеством контекстных ссылок на Евангелие. Его образ — это пустыня, преследующий героев на протяжении всего фильма. И посетитель, которого играет Теренс Стэмп, словно в пустыню уводит членов миланской семьи, скрывая за маской ангела что-то зловещее. Кажется, словно бес вышел из недр ада, чтобы покарать из грехи, и что у них за грехи, можно даже не выяснять. Они — буржуазия, что для «левого» Пазолини равнозначно первородному падению. Гость искушает их ртутными томными глазами и печальным образом, возбуждая сексуальное желание и желание самопознания. Все что имело значение раньше, превращается в ничто. Деньги, работа, амбиции таланты и устоявшийся уклад будут разрушены до основания, каждый взглянет внутрь себя, в поисках истины и мотива жить. Гостя называют ангелом и смыслом жизни, но соблазняя их и греша с ними, разве герой не дает им понять, что ведет их в никуда. По мне, так тут действительно уместно сравнение с грехопадением Адама и Евы, после которого обратного пути в рай нет. Но вот здесь то и загадка, герои не жили в раю, в метафизическом понимании. Богатая семья теряется все. И если достаток и обирательство рабочих — это рай, то всем необходим был этот толчок, воспользоваться которым смогла лишь служанка, превратившись в святую с крапивными волосами, левитирующую и исцеляющую. Разве можно стать святой, переспав с бесом. Кажется, что никто так и не определился за 42 года, ангел ли гость или бес, и есть ли в нем более глубокий смысл, чем катализатор распада.
Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, — продолжает старик, — великий дух говорил с тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы «искушал» тебя. Так ли это? («Братья Карамазовы»)
К сожалению, сам Пазолини уже не может рассказать доказательство Теоремы, посмеиваясь где-то там сверху. А может быть снизу, ведь не определился даже Ватикан, на протяжении многих лет то вознося атеиста Паозолини как великого христианского творца, то отдавая его под суд. Хотя, зрителей-христиан фильм явно не должен возбуждать. Я не христианин. Меня возбуждает. Мне интересно. Может быть однажды я увижу чуть больше в этом фильме, чем сейчас. Может быть, я был бы не против искушения. И, наверное, как и герои этого фильма, брожу по пустыне. Видимо, Бог так и не смог вывести народ оттуда, и от бессилия создал мираж этого мира. А таинственный гость, значит в этом случае бес, искусив и соблазнив, открыл героям глаза, и они узрели пустыню.
в этом сложном и очень прогрессивном фильме, очень много поддекстов. начальгые кадра, после интервью с рабочими, вызывают ассоциации с космической одиссеей кубрика. Сюжет фильма - это притча, выдуманная пазолини, притча апокалиптического характера и крик души. своеобразная эстатика пазолини здесь выдает в нем новатора, он предвестник этого модного сейчас стиля "лайф",но он осложняет его тяжелыми психологическими сексуальными ннаворотами, визуальной пачкатней. об это фильме нужно много задумываться и переваривать - переживать его постепенно. то страшное маральное, что он несет между строк не каждый увидит, зато каждый возбудится. и как обычно в стиле Пазолини, фильм несет много скандального и возмутительного. немного не понятно и необычно, каким образом все эти люди так хотят и тянуься к ангелодемону, что явился их радробить. хотя социальный подтекст ясен! буржуа гибнут от своего же греха :)))
Если помножить всё, что есть в этом фильме на пару порядков - было бы вообще супер. Я только не понял, как название соотносится с сюжетом, но это не важно. Фильм местами необычный, но не совсем отъехавший, можно особо не думать. На коробке фильма написано о благорадственных словах со стороны Римской Католической церкви о природе человека, в чём-то они правы.