Спектакль

Теллурия

Можно понять неловкость зрителей, попавших на премьеру спектакля случайно. Однако если некоторые авангардные постановки привлекают внимание далёких от театра людей именами великих драматургов на афише, то в нашем случае сложно было обмануться ожиданиями. Что получится, если Марат Гацалов возьмётся за перенос романа Владимира Сорокина на экспериментальную сцену Александринского театра? Наверняка нечто неординарное и выходящее за рамки традиционного понимания, что есть театральное пространство.

Говорить о спектакле в отрыве от «Теллурии» Сорокина никак нельзя. Конструкция романа искусственна: полсотни маленьких глав, населённые разными персонажами, но связанные одним фантастическим миром, открывают перед писателем безграничные возможности в стилистических упражнениях. А ведь именно этим Владимир Георгиевич и славится. Два главных героя книги – эпоха возможного будущего и язык. В середине XXI века Россия развалится на множество независимых княжеств, Европа тоже не избежит политических потрясений и на её территории возникнут новые государства. Первейший интерес для нас представляет не Подмосква или Байкальская республика, а Теллурия – родина наркотика нового поколения. «Героин, кокаин, кислота, амфетамины – убожество рядом с этим совершенством. Положите каменный топор рядом со скрипкой, и лишь тысячелетиями вы сможете измерить дистанцию между ними». Собственно говоря, тема Теллура проходит красной нитью через всё повествование и придаёт «дивному новому миру», с которым мы постепенно знакомимся, более-менее ясные очертания. Каждая глава посвящена совершенно разным и никак не связанным друг с другом событиям. И именно поэтому Гацалов, предавший спектаклю образ лоскутного одеяла, весьма последователен в своём стремлении представить «Теллурию» как набор независимых друг от друга эпизодов.

Замечу, что это сочинение не очень-то хорошо подходит для переноса его на сцену. Однако, режиссёру удалось не опошлить идею писателя. Для Сорокина «Теллурия» - это традиционный эксперимент с формой, с языком. Здесь есть место стилизации под соцреализм, Набокова, Пелевина и даже под самого Сорокина, не говоря уже о тонкостях диалекта народов будущего. Где-то во главу угла ставят «русскость», кто-то внедряет в язык «китайцизмы», а речь рязанских дворян радикально отличается от слога простых людей или, простите, кентавров. Режиссёр, в свою очередь, решает сосредоточиться на языке театра – на сценографии. Вместо традиционного театрального зала зритель попадает в круглую комнату со сложной системой зеркал и продуманно расставленными стульями. Над зеркальными стенами есть место для проекции видео. За музыкальную часть ответственен Владимир Раннев. Перформанс такого рода больше ожидаешь увидеть в музее современного искусств. К сожалению, постановщик слишком быстро раскрывает все секреты театрального пространства. Медиа-суета за полтора часа может и наскучить. Особенно тяжело придётся людям не знакомым с первоисточником. Содержательная часть представления не обладает стройностью книги. Тут значительно выше концентрация новой информации, которая в совокупности с местом действия создаёт в первые минуты эффект утомительного безумия. Если зарисовки из жизни людей будущего в рамках 450-страничного литературного произведения можно подавать дозировано, постепенно обнажая факты политического устройства, особенности быта жителей разных «провинций», то на сцене это принимает вид случайного мельтешения. Режиссёр без всякого намёка на предисловие бросает зрителя в самую пучину болезненной сорокинской фантазии.

Конечно, выбор эпизодов можно поставить под сомнение. Авторы спектакля не старались придать миру вид целостный и удобоваримый. Кажется, что концептуально постановка соответствует оригиналу, разница лишь в ритме. Гацалов честно перебирает несколько сильнейших эпизодов книги, при этом подходит к повествованию с изощрённым разнообразием: здесь есть место и традиционному актёрскому театру, и чтению главы одним артистом «по ролям», и совмещению игры с видеопроекцией, и обмену персонажами. Режиссёр в изначально достаточно пёстрый первоисточник добавляет тем самым ещё больше контраста.

Гацалов, безусловно, старается соблюдать правила элементарной осторожности, когда дело касается политической актуальности. Его рассказ мягче, чем едкая сатира автора первоисточника. Сорокин, сосредоточившись на эстетической стороне дела, однако, вносит в книгу элемент гражданского высказывания. После «Дня опричника» к творчеству литератора «несогласная аудитория» склонна проявлять всё больший и больший интерес. Сама реальность постаралась создать иллюзию того, будто он де знает нечто такое, о чём мы, простые смертные, не догадываемся. Традиция русской литературы XIX века, укоренившая в сознании людей образ писателя-учителя, возвышающегося над массами, не запятнана модернистскими и постмодернистскими тенденциями века XX. Так исторически сложилось, что и в наше время эти представления живут и здравствуют. Сорокин этой роли не стесняется, он прямым текстом говорит о том, что так всех интересует. Как я уже и писал, «Теллурия» - это фактически сборник независимых друг от друга историй. В романе, однако, есть одно место, в котором автор отступает от этого правила. Три главы, идущие одна за другой, представляют собой рассказ об одном и том же событии словами трёх его участников. Посвящены они последнему российскому правителю, «сокрушившему страну-дракона». Вы должно быть уже догадались, что речь идёт о путинской России? Так вот, режиссёр решил всё-таки избежать прямой критики Вождя, хотя прекрасный диалог двух представителей новой знати о развале российского государства он решил оставить. В спектакле этот эпизод прелестно сыгран актёрами старой школы. Впрочем, часть режиссёрских находок, касающихся непосредственно образов некоторых героев, оставили меня равнодушными или даже вызвали недоумение. Очевидно, что это следствие концепции Гацалова, построенной на контрастах.

Есть все основания полагать, что спектакль слишком сложен для восприятия людьми, не знакомыми с романом Сорокина. Заметно, что режиссёр хорошо понимает автора «Теллурии», оставляя в финале место лучику надежды в тёмном царстве нового средневековья. О технической части можно говорить бесконечно, но слова всегда останутся лишь бледной тенью реальности. Безусловно, перед нами интерпретация заслуживающая внимания. Если вы хотите освежить свои воспоминания о книге и не боитесь при этом театральных экспериментов, то есть хороший шанс, что полтора часа на новой сцене Александринки смогут утолить ваш эстетический голод.

Спектакль понравился. В стиле изложения, описанном в негативных отзывах, есть свои преимущества. Спектакль и проза Сорокина мне чем-то напомнили фильм Тарковского "Сталкер" по Стругацким (поиск средства для исполнения сокровенных желаний)... Актерские работы превосходные... Плохие отзывы сделали своё хорошее дело: в зрительном зале можно выбрать неплохое свободное место...

Поставил бы Отлично театру и актерам. Что касается самого произведения, то не считаю его чем то особо глубоким, знаковым, оставляющим какие то переживания , как бывает, когда попадаешь под впечатление и переживаешь и задумываешься... Автор разный, но во всех главах поверхностный. Есть темы с явной неоправданной пошлостью. и главное эта пошлость использована бессмысленно. Во многих главах присутствует тема православия и после вышеописанных сцен, смотрится с большой осторожностью; как бы автор и актеры не перешагнули границу оскорбления веры. А завершающая глава, и возможно, автору хотелось здесь явно показать зрителю, читателю дальнейший путь и цель всего написанного, неубедителен: теллурий (как наркотик нового поколения) поставлен в ряд различных стимуляторов на человеческий разум (даже перечисляются наркотики, которые были опробованы человеком) и итог: а вот теллурий, это нечто совершенно иное, открывающее (причем от автора это написано на грани Откровения и Истины), явную связь с Богом и последним монологом читается "Отче наш". И звучит фраза: к чему нужно идти. Слава Богу, хотя бы так, а не как порой бывает наоборот: Во все тяжкие, живем один раз и т.п.

Я обратил на него внимание ещё до спектакля, когда зрители только рассаживались, он занял место недалеко от меня, на коленях у него лежал тонкий современный ноутбук, и он в нём что-то сосредоточенно сёрчил, «наверное, курс евронефтебакса» – подумал я.
Погас свет, в полной темноте он встал, раскрыл свой ноутбук и, освещая им себе путь как фонарём, он стал бродить по залу и читать молитву-проповедь за Иисуса Христа, за процветание во всём мире, за белую березу под моим окном, за пролетарский интернационализм, за Царство Божие внутри нас, за того парня, за свет в конце тоннеля, за День опричника, за тех, кто в море, за БАМ, КАМаз и ГУЛАГ, за Перуна, за гвоздь теллуровый, за дым отечества, за доллары и за евро, за смартфоны седьмого поколения, за вертикаль власти и за надлежащее хранение общака, ... За всё-всё-всё, чему люди молятся, чего ждут и на что надеются.
Роман В.Сорокина состоит из 50 глав, каждая из которых представляет собой монолог или диалог героев, живущих в не столь уж далёком будущем. Сюжетно все эти главки между собой не связаны, но из всех из них, как в калейдоскопе складывается картина ужасного и прекрасного будущего нового мира. Постмодернистскую калейдоскопичность сорокинского теллуриевого мира замечательно передаёт сценография, сконструированная режиссёром-сценографом и смонтированная на новой сцене Александринки. Зрители и персонажи спектакля располагаются в одном пространстве, зрительские кресла разбросаны в хаотическом порядке и развёрнуты в разные стороны, всюду развешаны зеркала, которые установлены таким образом, что зритель себя ни в одном из зеркал не видит, но видит в зеркалах то, что происходит сзади или сбоку него, при этом получается, что нет общей картинки, она разорвана, она у каждого своя, кто-то видит очередного героя «Теллурии» живьем, может даже прямо перед собой, а кто-то – лишь его отражения в зеркале. Впрочем, персонажи всё время перемещаются по залу и все зрители оказываются равными, точно также, как они все равны перед будущим.
Каждая глава-эпизод – это отдельная история, отдельная исповедь, страх, боль, идея, стремление, страсть, желание. В спектакле этих глав-эпизодов, конечно не 50, не более 10. Ближе к финалу все эти теллуровы вектора сливаются: все персонажи выходят в пространство-зал и все говорят-говорят, и звук начинает плыть, всё смешивается, ничего не разобрать, возникает что-то вроде эха, исчезают зеркала и по белым стенам-экранам по окружности зала начинают мелькать цветные фигуры, словно с полотен абстракционистов – будущее мутно, неизвестно, неведомо, как и эти тайные абстрактные знаки, что-то в них зашифровано – но что? Если бы знать…