Следователь (Вашингтон), занимающийся крупным терактом, начинает замечать, что время вокруг него не вполне линейно. Новый, довольно грандиозный фильм заделавшегося на старости лет визионером Тони Скотта.
Боевик |
14+ |
Тони Скотт |
22 ноября 2006 |
14 декабря 2006 |
2 часа 6 минут |
В разгар Нью-Орлеанского карнавала посреди Миссисипи возмутительно красивым образом взлетает на воздух белоснежный паром с отдыхающими — нарядными военными моряками в увольнительной и их семьями. Из почти 500 трупов местный дознаватель (Дензел Вашингтон), чей высокий профессионализм и неизменно веселое расположение духа слегка коробят коллег, наметанным глазом выделяет единственный стоящий внимания — красавицу негритянку в ситцевом платье в мелкий горох (Пола Пэттон), которая, даже будучи частично обугленной, сохраняет некоторую привлекательность и которую, кажется, убили еще до взрыва. Встреченный на мосту агент ФБР (Вэл Килмер) предлагает дознавателю воспользоваться экспериментальной техникой, позволяющей в деталях реконструировать прошлое, и герой, еще в морге ощутивший странный прилив нежности к покойнице, получает шанс вглядеться в последние дни ее жизни. На вопрос, что это за технология такая, что с ее помощью можно увидеть, как четыре дня назад девушка мылась под душем (притом ни перемотать, ни поставить на паузу нельзя), фэбээровец что-то неубедительно врет про компьютерную симуляцию и секретные спутники. Герой Вашингтона ему, конечно, не верит — особенно после того как исподтишка пущенный на монитор зайчик заставляет девушку на той стороне зажмуриться.
За последние три года Тони Скотт взрывал экран дважды — «Гневом» и «Домино». Первый все хвалили, за второй Скотта преимущественно называли идиотом, но траектория, по которой в прошлом очень стабильный коммерческий режиссер рванул из Голливуда в большое искусство, была столь же завораживающей, сколь и пугающей; казалось, если так пойдет дальше, на следующем фильме он взорвется сам. Но (и тут неясно, радоваться надо или переживать; с гуманистических позиций, наверное, радоваться) все обошлось, Скотт в итоге показал себя человеком разумным и сбавил обороты. «Дежа вю», сделанный им в связке с главным голливудским матрешечником Джерри Брукхеймером (продюсировавшим «Армагеддон», «Скалу», а из скоттовских — «Top Gun» и «Багровый прилив»), — это, конечно, шаг назад. Лезвия божественной газонокосилки, которую Скотт в последнее время использует в качестве монтажного стола, тут вращаются раз в 10 медленней, чем обычно. Желтый и зеленый, так восхитительно разъедавшие пленку и зрительский глаз в «Домино», напрочь изгнаны из цветового спектра. Оператор Пол Кэмерон (тот же, что на «Гневе»), будто получив подзатыльник, неожиданно начал снимать в фокусе — любимые Скоттом импрессионистские наплывы с тонущими в зернистой пленке смутными очертаниями чего-то прекрасного тут возникают лишь в сравнительно небольшом, к тому же сугубо функциональном куске, показывающем работу системы наблюдения за прошлым. И в общем, конечно, это кино из безмозглой (притом все равно любимой — за масштаб и конкретность чувств) вселенной продюсера Брукхеймера, в которой самые сложные философские и душевные коллизии рано или поздно обязательно взлетают на воздух в пламени апельсинового цвета, а мировая культура существует для того, чтобы дербанить ее на кусочки, а кусочками затыкать паузы между стрельбой (предыдущая, крайне удачная, коллаборация Скотта и Брукхеймера «Враг государства» была ни много ни мало переделанным в боевик вендерсовским «Концом насилия»).
И можно было бы сказать, что все в порядке, Скотт передумал становиться Вонгом Кар Ваем, — и бог с ним, одного Вонга миру вполне хватает. Но со Скоттом, конечно, не все в порядке. По-прежнему виртуозно снимая погони и пистолеты, душой он ощутимо где-то в другом месте. Ему на старости лет уже совсем неинтересно про погони, а интересно про сон разбитого сердца и девушку на мосту (в данном случае речь о мосте Эйнштейна-Розена, через который Вашингтон душераздирающим образом тянется к своей заочной убиенной возлюбленной). Этот самый эффект дежавю, фантомных воспоминаний о несбывшемся, то и дело проскакивающий тут — между монтажными склейками, в уголке рта трогательнейшей артистки Пэттон, в сцене взрыва, не вполне мотивировано, но очень к месту озвученной бич-бойзовской «Don’t Worry Baby», — придает обаяние и смысл этому, если честно, довольно затянутому, надуманному, местами прямо-таки вызывающе неувлекательному фильму. Расфокусированный взгляд и печальная интонация немолодого, усталого (пусть и материально обеспеченного) поэта, сама собой выработавшаяся у Скотта в последние годы, вроде бы совершенно не к месту в пространстве жирного модернистского боевика, на каких когда-то специализировался тандем Скотт-Брукхеймер. Но штука в том, что сам этот жанр, так самодовольно и возмутительно громыхавший еще какую-то пятилетку назад, сегодня уже практически ретро, идущее к тому же в полупустых залах, — близкая и вместе с тем безвозвратно закончившаяся эпоха, куда некстати поумневший на старости лет Скотт и светит своим карманным фонариком через окошко в пространственно-временном континууме. Прошлого не вернуть, но поглядеть-то еще разок можно, ведь так?