Фильм Сломанные цветы

Миллионер по фамилии Джонстон (Билл Мюррей) сидит в трениках на диване и смотрит старого «Дон Жуана» с Дугласом Фербенксом. Сам он тоже Дон и в некотором роде Дон Жуан, и его последняя любовь (Жюли Дельпи, девочкой снимавшаяся в годаровском «Детективе») только что хлопнула дверью. Дон Джонстон не то чтобы удручен, просто больше не видит смысла подниматься с дивана, даже чтобы просто включить свет, и так сидит целый день без света. Потом по почте придет розовое письмо без подписи и обратного адреса, где с завитушками будет сказано, что у него есть сын двадцати лет. Сосед, многодетный фабричный рабочий, на досуге изучающий теорию детективной интриги (Джеффри Райт), чуть не насильно усадит Дона Джонстона в самолет и отправит его по адресам четырех женщин, которых тот любил 20 лет назад. Так, не меняя выражения лица, с мизантропическим розовым букетиком, который (теоретически) должен побудить автора письма выдать себя, под записанный соседом сборник какого-то сомнительного эфиопского лаунжа (звучащего как музыка к старинным телеприключениям сыщика Марло, сыгранная через подушку) Дон Джонстон будет стучаться в двери, глядеть в глаза бывшим возлюбленным и — как когда-то Дейл Купер — искать улики в расцветке штор, паттернах диванной обивки.

Четыре девушки за год (даже если трое из них — Шарон Стоун, Джессика Лэнг и Тильда Суинтон) — это, согласитесь, довольно старомодные представления о донжуанстве, и очарование «Цветов» как раз состоит в приуменьшениях, нарочитой скромности величин, количеств и расстояний. Снова, как и «Трудностях перевода», где его звали Боб Харрис, Мюррей носит имя, которое в сочетании с его лицом действует совершенно убийственно; сложно придумать более жестокую шутку, чем бронебойное имя героя действия дать образцовому герою бездействия, которого в лучшем случае хватает на то, чтобы прямо сидеть на диване. Как Мюррей сидит на диване — это отдельная история и второе важное совпадение с «Трудностями». Джармуш, как и умница Коппола, — они оба (независимо друг от друга или нет) разглядели в этом унылом 50-летнем человеке баскетбольного роста подлинного современного супергероя, против своей воли зависшего между Улиссом и Уиллисом, обездвиженного собственной идиосинкразией, на свою беду, организованного изнутри так сложно, что ему никак не удается найти убедительный повод шевельнуть пальцем или сделать шаг.

Поскольку «Цветы» — это вообще-то роуд-муви, главной задачей автора становится привести героя в движение, а тот после каждого толчка в спину, прошагав немного по инерции, находит диван и норовит присесть. Поскольку «Цветы» — это детектив, выход из экзистенциального ступора Джармуш с Мюрреем ищут тут, как ищут убийцу у Агаты Кристи: идеально соблюдая ритуал и процедуру, классифицируя, а порой и с удовольствием фальсифицируя улики. Все линии — дорожная, детективная, романтическая — вполне в джармушевской традиции венчаются буддистским коаном, невеселым, даже жестоким, наверное, но вполне умопостижимым: недовольным и любителям однозначных финалов достаточно будет досидеть до конца недлинных титров и прочесть фамилию актера, который появляется в кадре последним. Но на самом деле «Цветам» не нужен никакой финал — как не нужен финал черно-белым приключениям Марло или Сэма Спейда.

Это, правда, было бы хорошо, если б каждый вечер, включив телевизор, там можно было видеть, как Дон Джонстон стучится со своим букетом в очередную дверь, делая вид, что он просто проходил мимо.