«Казнь» и «X»: душный триллер про затянувшиеся поиски серийного убийцы и мощный хоррор про съемки порно
В 1991 году следователь по особо важным делам Исса Давыдов (Нико Тавадзе) вместе с женой (Виктория Толстоганова), родными и друзьями отмечает повышение по службе до подполковника, но застолье омрачает звонок с работы: обнаружена новая жертва маньяка, которого Давыдов в компании следователя Севастьянова (Евгений Ткачук) ловил с 1981 года и вроде как поймал. Однако наличие новой пострадавшей (Аглая Тарасова) говорит о том, что, похоже, поймали не того, — и дело открывают заново.
Непонятно, намеренный это анахронизм или нет, но героиню Тарасовой называют не жертвой (victim), а выжившей (survivor) — так, как сейчас принято на Западе, а не так, как явно было принято в СССР в начале 1990-х. Но в этом нет ничего удивительного: тематически и визуально полнометражный кинодебют модного клипмейкера Ладо Кватании ориентируется не на (пост)перестроечное кино, а на голливудское и южнокорейское. С первых минут «Казнь», благодаря темному освещению и разным оттенкам желтого, хочется сравнивать с революционным финчеровском триллером «Семь». Это очень красивый фильм — даже до тошноты. Тут бы похвалить отечественных кинематографистов за то, что у нас научились снимать так же, как в Голливуде. Ну да, научились. А вот так же виртуозно рассказывать истории, как на Западе и в Корее, — нет. «Казнь» — кино для повторного просмотра, но не потому, что оно настолько хорошо, а потому что с первого раза вы, скорее всего, просто ничего не поймете. У фильма настолько запутанный сюжет, что во время первого просмотра кажется, что у него вовсе отсутствует структура. При пересмотре структура все-таки обнаруживается (она оказывается двухактной, как у Кубрика: первая половина фильма рассказана с точки зрения Давыдова, а вторая — Севастьянова), замечаешь детали, которые в первый раз ускользнули от внимания, история становится внятнее, но также становится понятно, что на самом деле она шита белыми нитками.
В одном интервью Кватания рассказывал, что работал над сценарием три года и сначала это был просто коллаж из сцен, эпизодов, которые впечатляли его в других фильмах. Через год к нему присоединилась Ольга Городецкая (режиссерка и сценаристка хоррора «Тварь»), которая раскритиковала его материал. «И вот мы с ней сели, проговорили все, стали формулировать идею, тему и так далее, — говорит Кватания. — А последнюю версию сценария я делал уже сам, потому что мы с Олей пришли к тому, что я должен самостоятельно сформулировать окончательно все мысли, идеи и темы; вычленить все, что не нужно, и зафиксировать то, про что я хочу как режиссер, как автор сказать».
Не знаем, как выглядел сценарий изначально, но и сейчас на экране он тоже выглядит как коллаж из сцен, эпизодов, этюдов. У фильма нелинейный нарратив, но это не перепутанная хронология, как, скажем, в «Криминальном чтиве» или в сериале «Настоящий детектив», а настоящее темпоральное безумие! Действие ошалело скачет по временной шкале протяженностью в десять лет (с 1981 по 1991 год), а ближе к финалу ситуация становится еще хуже из-за то, что Кватания, войдя во вкус, устраивает флешбэки внутри флешбэков. Действие путается, а финальное объяснение всему происходящему выглядит смехотворным, потому что эта история состоит из невероятных совпадений и откровенно неправдоподобных сюжетных подтасовок. Амбиции Кватании понятны: снять постнарративное кино, в котором важен не столько сюжет, сколько мрачная, зловещая атмосфера. Но в желании быть не как все режиссер явно переборщил.
Уже при первом знакомстве «Казнь» производит впечатление не оригинального, а претенциозного и жутко утомительного (2,5 часа!) зрелища. Возможно, для своего полнометражного дебюта Кватании стоило выбрать историю попроще и покороче. Из других минусов стоит отметить маньяков, которые придуманы одинаково лениво. Шахматист (Дмитрий Гизбрехт), списанный, кажется, со Сливко, напоминает Ганнибала Лектера, а Валита (Евгений Муравич), вдохновленный Чикатило, так и остается авторской фантазией — это не человек, а персонаж. То же самое, впрочем, можно сказать и про остальных героев. Грубо придуманные (и так же грубо сыгранные), они похожи не на людей, а на шахматные фигурки, которые невозмутимо передвигает режиссер. Помимо этого, не совсем понятен выбор на главную роль Нико Тавадзе — этнического грузина. Сначала кажется, что ему, представителю не титульной нации в советской империи, предстоит, подобно детективу-афроамериканцу Сидни Пуатье в «Полуночной жаре», во время работы столкнуться с расизмом со стороны коллег. Но эта многообещающая карта так и не оказывается разыграна.
Однако больше всего в «Казни» раздражает то, что она похожа на российский косплей южнокорейского жанрового кино, по которому так фанатеет Кватания. Чтобы не осталось сомнений по поводу того, чем вдохновлялся режиссер, здесь будет видеокассета «Воспоминания об убийстве» (еще один специальный анахронизм), квартира-тюрьма, как в «Олдбое», и даже туалет, как в «Паразитах». На эти назойливые референсы и попурри из любимых фильмов можно было бы не обращать внимания, если бы «Казнь» в финале превратилась хоть в какое-нибудь осмысленное высказывание. Однако этого не происходит. Совершенно непонятно, про что это все? Про то, что в СССР официально маньяков не было, хотя в душе каждого второго жил серийный убийца? Или про то, как страна в 1991 году вышла из подвала, но пошла не по тому пути, потому что не разобралась со своим мрачным прошлым? Финалу можно придумать самые разные объяснения, потому что жирный символизм картины, как косвенные улики, ведет в никуда. К тому же, в отличие от «Воспоминания об убийстве», никакой страны в «Казне» нет. Есть несколько нездоровых героев, применяющих по отношению друг к другу корейскую жестокость. Кватания — талантливый клипмейкер и режиссер, но ему нужен толковый сценарист. Тогда его кино будет похоже не на эстетский выпуск телепередачи «Криминальная Россия», а на что-то более осмысленное.
Конец 1970-х, расцвет «эпохи порношика». Группа порнографов решает снять «фильм для взрослых» на какой-нибудь ферме в Техасе, потому что так дешевле. В группу входят: стриптизерша и восходящая звезда (Миа Гот), ее друг-продюсер (Мартин Хендерсон), еще одна девушка, блондинка (Бриттани Сноу), ее темнокожий парень (Скотт Мескади, рэпер Кид Кади), начинающий, но не лишенный амбиций режиссер (Оуэн Кэмпбелл), который хочет поставить порно в духе французской «новой волны», и его пуританистая подружка (Дженна Ортега из нового «Крика»), которая еще раскроется с неожиданной стороны. На ферме их встречает пожилая пара: реднек с ружьем (Стивен Уре) и его жена (Миа Гот в неузнаваемом гриме), которая, несмотря на почтенный возраст, за жизнь не насытилась сексом.
Прежде чем утонуть в сериальном болоте («Сосны», «Крик», «Изгой», «Изгоняющий дьявола», «Рассказы из Петли»), американский режиссер Тай Уэст был подающим надежды хоррормейкером, фильмы которого («Дом дьявола», «Таинство») проходили по ведомству мамблгора — хоррор-ответвления мамблкора, разговорного (или, как еще его называют, бормотологического) кино. Как легко догадаться, бормотологами этих постановщиков называют потому, что в их фильма очень много болтают. Не является в это смысле исключением и «X». В фильме очень много говорят про секс, порно, а также искусство кино. Почему съемки в порно это не измена партнеру? Где пролегает граница между искусством и порнографией? Почему, в конце концов, люди смотрят порно? Неспроста действие фильма происходит в 1979 году, на излете сексуальной революции на Западе: секс перестал быть табуированной темой в обществе — и куча людей бросилась изучать желания своего тела. Например, героиня Дженны Ортеги, которая сначала снимает и внимательно слушает порномоделей, а потом сама решает попробовать себя в порно, чем повергает в шок своего бойфренда-режиссера, который в этой истории оказывается главным пуританином.
Но разговоры о сексе не единственное, что интересно в этой картине. Уэст, хорошо знающий механику хоррора, максимально обнажает, даже можно сказать оголяет ее. На середине его фильм из porn («порно») превращается в torture porn («пыточное порно») — и это очень изящный режиссерский комментарий к особенностям жанра, потому что между фильмами для взрослых и фильмами ужасов много общего: они бьют в похожие области мозга, только одна отвечает за удовольствие, а другая — за страх. Гениальная, но, по сути, простая идея — даже странно, что до нее никто не додумался раньше. При этом «X» намеренно собран из всех возможных клише слешеров 1970-х: компания молодых людей (только тут вместо хиппи порнографы), обязательная сцена на бензозаправке, зловещая ферма и реднеки, от которых стоит держаться подальше. Все это золотые стандарты жанра, которые Уэст потихонечку обсмеивает или даже перепридумывает. Скажем, как и в «Пятнице, 13-е», здесь тоже есть свое Хрустальное озеро, в котором не только водятся аллигаторы, но и которое режиссер снимает с совершенно неожиданного ракурса. Ну и, будьте уверены, если в фильме вспомнят «Психо», то обязательно всплывет цитата из него.
Впрочем, и на этом Уэст не останавливается. Центральный конфликт ленты оказывается зарыт глубже, чем может показаться в самом начале. Уэст, как заправский античный драматург, противопоставляет Эрос Танатосу, а секс — увяданию и старению. Ненасытившаяся жена фермера с жадностью смотрит на молодых людей, желая то ли высосать из них юность, то ли затрахать их до смерти. И тут Уэст заходит на очень неприятную и трансгрессивную территорию, показывая, какие уродливые формы может принять неудовлетворенность человека. И речь, разумеется, не только о сексе — просто секс это самое очевидное, когда разговор заходит о неудовлетворенности. Уэст говорит о неудовлетворенности вообще: о нереализованных амбициях, потраченной впустую молодости, разбившихся вдребезги мечтах. И именно это трагическое отсутствие самореализации, тоска героини по впустую прожитой жизни и делает «X» по-настоящему страшным, а также одним из самых виртуозных фильмов этого года.
Подборки АфишиВсе
