Окропим снежок красненьким: 7 небанальных вампирских фильмов

Молодому красавцу Стивену с невыговариваемой фамилией Грлш (Джуд Лоу) для выживания нужна человеческая кровь, причем исключительно влюбленных в него женщин. После акта любви и поглощения он выплевывает загадочные кристаллы, символизирующие собой то, что любовь была неидеальной. Совершенную любовь может подарить ему решительная девушка-инженер Анна (Элина Левензон), которая положительно влияет на его мораль (он колеблется с очередным убийством), но отрицательно — на физическое состояние, снижая его способности к исцелению. Тем временем Стивена выслеживает полиция, подозревая в убийствах женщин.

Кажется, даже не все фанаты Джуда Лоу знают, что он сыграл существо, питающееся то ли кровью, то ли любовью, в образцово-стильном фильме 1990-х. Здесь есть все, за что мы любим триллеры того времени, когда для заманивания зрителей в кинотеатры лучше всего к жанру про убийства было приставлять слово «эротический». Хотя, собственно, эротики тут немного, ее заменяют философские посылы о добре и зле, поданные с таким же глубокомысленным видом, как в фильме «Семь» Финчера. Урбанистические пейзажи так холодны, черные пальто так стильны, а Лоу так ломает от его внутреннего крокодила, что картину можно назвать артхаусом.

Умненький темнокожий мальчик Майло (Эрик Руффин) живет с братом в неблагополучном районе и считает себя вампиром. Юноша смотрит клыкастые фильмы, изучает лоры о кровососах, задумчиво рисует солнце, а заодно убивает и обкрадывает людей, чью кровь он пытается пить в самых висцерально неприятных сценах, которые можно увидеть в кино. Как положено в вампирских фильмах о подростках, даже если это мрачные инди-драмы, мальчик встречает девочку — белую простодушную Софи (Хлоя Левин), мечтающую убежать от абьюзивного деда.

Искать символизм в хоррорах, особенно с социальными обертонами, давно стало общим местом. Но в «Трансфигурации», где социальную проблематику хоть ложкой ешь, не особенно хочется расшифровывать метафору вампиризма. Майло может быть хоть вампиром, хоть инопланетянином, хоть американским психопатом из гетто, с которым случилось нечто непоправимое намного раньше, чем он начал слизывать кровь из разорванных вен. Режиссер Майкл О’Ши, показавший свою картину в Каннах, после этого больше ничего не снял, поэтому «Трансфигурация» остается уникальным примером вампиризма в XXI веке. Фильм о чудовище, которое не знает, что ему с собой делать. И никто не знает, как бы ни старались доказать обратное режиссеры фильмов с более прямолинейными высказываниями о проблемах общества.

В безымянный городок, где бандиты и власть отрастили особенно острые зубы, приезжает безымянный истребитель вампиров (Алексей Серебряков). На парне униформа борца с разбушевавшейся нечистью — черная кожаная куртка. Он молчалив, не шевелит лицевыми мускулами, подкован в боевых искусствах, вооружен и очень опасен для зла. Но это не какой-то там «Блэйд», с которым часто сравнивают дебютную работу Сергея Винокурова (заморский фильм вышел на год позже российского).

Серебряков на пике физической формы — это наш русский народный супергерой жесткого времени: в зубах «Беломор», вместо сердца — пламенный мотор, а в руках вязанка осиновых кольев — ибо чем еще вы собираетесь истреблять вампиров средней полосы? Их не берут серебряные пули, они не боятся крестов и, скорее всего, ходят в церковь после своих партсобраний. Не поможет и профессор Ван Хельсинг: интеллигенция в лице местного библиотекаря из заколоченной библиотеки традиционно беспомощна на просторах нашей родины. Народ тоже безмолвствует. Одна надежда на немногословных мстителей с моральным кодексом строителя коммунизма. В трудную, как принято считать, эпоху 1990-х (как будто эпохи бывают другими) этих героев появилось на экранах немало: от снайпера-ветерана из «Ворошиловского стрелка» до Данилы Багрова, который с таким смаком мочил бандитов, что создавалась иллюзия, будто жизнь населения от этого станет легче. После визита Серебрякова, который под выдающийся саундтрек группы Tequilajazzz бил вампиров ногой, жить, конечно, легче не стало. Но кино сняли забористое.

Странноватый, как все люди с бритвой в кармане, юноша Мартин (дебют любимчика Джорджа А.Ромеро Джона Эмпласа) обладает таким количеством личных особенностей, что сегодня, в эпоху пустых персонажей, его историю растянули бы на сериал вроде «Декстера». Мартин — может быть, 84-летний вампир, а может быть, страдает ментальным расстройством. Ему надо пить кровь для выживания, но ему это не особенно нравится. Он подглядывает за женщинами, но не решается с ними заговорить, поэтому насилует их после того, как вкалывает снотворное, и только после этого убивает. По ночам Мартин видит черно-белые сны о себе в плаще Дракулы, звонит на радио, представляясь Графом, и рассказывает обо всем публике. Живет Мартин у не менее странноватого старичка с дикой фамилией Куда (Линкольн Маазел), у которого есть своя вампирская мифология: якобы Мартин — его кузен, а в их семье вампиризм передается по наследству, хотя и выпадает не всем. Куда не выгоняет Мартина на улицу и даже позволяет ему работать в своем магазинчике приколов. Ромеро сплетает все эти довольно дурацкие вещи в кошмарный сон с вызывающе нелепым главным героем, нагоняя крипового ощущения, которое редко встречается в хоррорах, где персонаж — определенно вампир. Первый постмодернистский фильм о монстре не тонет в собственной амбивалентности: мы давно знаем, что самое страшное чудовище — это человек, а клыки можно и в магазине приколов купить.

В 1921 году, среди замковых развалин в Словакии, режиссер Фридрих Вильгельм Мурнау (Джон Малкович с плохим немецким акцентом) снимает фильм по роману Брэма Стокера. В сценарии изменены имена персонажей во избежание судебного разбирательства, потому что вдова Стокера отказалась давать права на экранизацию. В реальном мире она подаст в суд, по решению которого все копии фильма должны будут уничтожить, а сохранится он только чудом. Даже если бы Мурнау увидел будущее, это его не остановило бы. Режиссер — фанатик своего дела, а его главный актер Макс Шрек (Уиллем Дефо), играющий зловещего графа Орлока, — настоящий вампир, который начинает питаться съемочной командой. Мурнау, натурально, расстроен, но вовсе не из гуманистический соображений. Как он закончит фильм, если на съемочной площадке некому будет работать?

В свое время на фильм некоторые критики фыркнули, мол, Голливуд в варварской манере потоптался по европейскому шедевру, но не сумел передать никаких глубин и предчувствия ужасов нацизма, которым, как принято считать, пронизан оригинальный «Носферату». Глубин тут действительно нет — и это очень хорошо. Нам осточертели хорроры, напичканные аллюзиями, аллегориями и подтекстами со смысловым содержанием на копейку, но поданные с таким самодовольным видом, как будто авторы сняли «Седьмую печать», а не бодипозитивную агитку вроде «Субстанции». В «Тени» есть то, чего нет в современном кино: воодушевленный режиссер, которому плевать на все, кроме искусства, плюс здоровая ирония. Шрек хватает летучую мышь и жадно пьет кровь.

«Ах, с какой отдачей он работает по системе Станиславского», — восхищается съемочная группа.

Профессор археологии, коллекционер антиквариата и столп общества Хесс (Дуэйн Джонс) ведет раскопки древней африканской цивилизации, когда его помощник (создатель фильма, драматург и писатель Билл Ганн) вдруг нападает на него со старинным кинжалом, после чего кончает с собой. Очнувшись, Хесс обнаруживает в себе жажду человеческой крови, которую быстро и безжалостно начинает утолять. Вскоре он находит вдову своего ассистента, красавицу Ганджу (Марлен Кларк), которая становится его любовницей, и превращает ее в вампиршу. Пара живет в шикарном особняке Хесса, что твои Лестат и Луи из «Интервью с вампиром», соблазняя и убивая все новых жертв. Как долго это будет продолжаться?

В эпоху Нового Голливуда, когда шедевры текли рекой, фильм причислили к жанру блэксплуатейшна. Хорошо жили! Каким бы был наш мир, будь все эксплуатационное кино визионерским сюрреализмом, переполненным почти невыносимой чувственностью? В XXI веке фильм Ганна, ставшего всего вторым темнокожим режиссером, снявшим студийное полнометражное кино, переосмыслили, но, как водится, куда-то не туда. Критики восторженно затвердили об «афроамериканской страсти» и «афроамериканском желании», додумавшись разделить по расовому признаку проявления человеческой натуры. Спайк Ли объявил Ганна непризнанным гением (каковым он, возможно, и был), но в своем постном ремейке «Сладкая кровь Иисуса» с Рами Малеком избавился и от визионерства, и от сюрреализма, и от философской составляющей (жестокий вампир решает спасти свою душу, вернувшись в лоно церкви). И, конечно, современники отказываются замечать противоречивую идею Ганна: прильнув к корням, темнокожий мужчина отбрасывает цивилизованность и превращается в кровожадного дикаря. В принципе неудивительно, что все так застенчиво это игнорируют, — такой посыл на баннерах вряд ли разместили бы даже «Черные Пантеры».

Во франкоязычной части Канады проживает семейство вампиров, которое особенно не безобразничает, но продолжает убивать людей ради пропитания. В семье большая проблема: младшая дочь Саша (Сара Монпети) выросла ужасающе человеколюбивой и никак не хочет пускать в ход клыки. Получив от родных ультиматум, девушка готова умереть голодной смертью, когда встречает депрессивного старшеклассника Пола (Феликс-Антуан Бенар), которого буллят в школе. Молодой человек готов пожертвовать жизнью «ради благого дела», но Саша все не решается его прикончить.

Дебютный комедийный хоррор канадской режиссерки Арианы Луи-Сез, отмеченный в Венеции, — не особенно смешной, совсем не страшный и почти протокольный в перечислении стандартных подростковых проблем в школе и дома, но в чем-то симпатичный фильм. Он ценен не столько обаянием главной героини (более интеллигентной версии новой Уэнсдэй Аддамс), сколько тем, что перед нами портрет зумеров в натуральную величину. У этих ребят все должно быть этично, эмпатично и экологично. Любовь и смерть — по оговоренному согласию. Переживания за чужие страдания — издалека, из стен уютного дома, но все же переживания, тогда как бездушные родители-миллениалы продолжают «питаться» (самый зашифрованный наезд на капитализм, который можно увидеть за последние годы). Зумеры не стали той шпаной, которая сметет нас с лица земли, и, кажется, вообще никем не стали, но потихоньку начинают осмыслять самих себя — и это забавное зрелище.