Спектакль

Последняя запись Крэппа

Десятилетие театра Et Cetera Александра Калягина отпраздновали следующим образом: в зал пригласили исключительной концентрации бомонд, а сцену завалили хламом. Юрий Лужков и Михаил Швыдкой еще устраивались поудобнее в креслах, когда на сцене зашевелилась груда тряпья; минуту спустя из-под тряпья выбрался опухший косматый старик. Фейерверки и цветы были час спустя, первым же в программе шел моноспектакль Александра Калягина по пьесе Беккета "Последняя лента Крэппа" (в переводе Асии Баранчук привычная "лента" стала "записью").

Старик шаркал по своей помойке стоптанными ботинками; копался в карманах, находил банан. Очищал кожуру, жевал. Забывал жевать, бессмысленно пуча глаза в зал, и снова что-то искал. Находил черепаху. Кряхтел, молчал. Он молчал - а радиоприемник вдруг разражался игривой (совсем не к месту) музыкой. Старик вешал на антенну шляпу - музыка прекращалась. Снимал шляпу - снова звучала музыка. В один из моментов этого сверхсодержательного существования старик смахнул тряпку и обнажил фантастический красный стол. Поставил на него маленький магнитофон. Нашел кассету. Поставил - и заговорил, заговорил сам с собой, то слушая самого себя, тридцатидевятилетнего, то отвечая записанному десятки лет назад голосу. Речь шла о девушке в зеленом платье, любовью которой он когда-то пожертвовал ради писательского дара (профессия для Крэппа позаимствована из романа "Моллой"), - и эта девушка однажды материализовалась за сеткой, огораживающей помойку. Речь шла много еще о чем, но дальше я, страшно признаться, задремала. В оправдание могу сказать только то, что страшно об этом сожалею. И не только оттого, что пропустила редкое исполнение одного из важнейших театральных текстов двадцатого века; еще более оттого, что никогда еще не видела таким сдержанным и сосредоточенным Калягина.

Философ и буквоед Беккет, в молодости бывший секретарем Джойса, при фашистах живший в Париже, подавшийся в движение Сопротивления, после ареста бойца из их группы в ужасе бежавший и несколько лет живший под чужим именем, на старости лет удалившийся в дом для престарелых и ходивший оттуда на свидания с женой, писавший о жизни, разумеется, подразумевая смерть, но подозревавший, что смерть может оказаться еще хуже жизни, - одну из лучших своих пьес, "Последнюю ленту Крэппа", написал в расцвете сил, но вывел в ней старика, предпослав тексту ремарку: "Поздний вечер в будущем". Если кто-то рассчитывает, что спектакль по Беккету может быть активным времяпрепровождением, пусть приготовится к худшему. И если кто полагает, что Калягин, один, весь вечер на арене - это очень много Калягина, тот жестоко разочаруется: в "Последней записи Крэппа" фонтанирующей тетки Чарлея вообще нет. А есть безжалостный к себе, беккетовскому старику и прошедшей, в общем-то, жизни, очень значительный Александр Калягин. Вот тут впору от панегириков Калягину перейти к собственно юбиляру - театру Et Cetera.

Тут придется сделать отступление. Самыми успешными - полными публики и облюбованными градоначальством - сегодня оказались именно те театры, во главе которых стоят крупные актеры. Чеховский МХАТ, "Сатирикон" - общее у них то, что они приводят к себе все новых и новых режиссеров. Разница в том, что Олег Табаков, днем ведя переговоры с режиссерами, утро все же начинает с чтения новых пьес, а в "Сатириконе" на предложение поставить современную пьесу отвечают, что здесь занимаются серьезным делом. Театру председателя СТД и корифея сцены Калягина дело долго не давалось. Между тем Калягин привлек в театр именитого болгарина Александра Морфова, который поставил для него "Дон Кихота", где грузный и лысоватый Калягин сыграл Санчо, взявшего на себя роль ослабевшего духом Кихота. Позже Калягин сыграл Шейлока в спектакле Роберта Стуруа - но спектакль оказался только во вторую очередь про еврея Шейлока, в первую же очередь он походил на антисемитский сон венецианского купца Антонио, так что Калягин несколько стушевался. В прошлом году он сыграл еще более существенную роль - Короля Убю. Между тем с каждым годом модель его театра все более и более принимает очертания удачливого "Сатирикона", обещая в недалеком будущем крепкий репертуар и частые аншлаги. Судите сами: все та же молодая труппа, все тот же лидирующий актер во главе. В "Сатириконе" поставили мюзикл "Шантеклер" - у Калягина появилась "Моя прекрасная леди". У Райкина поставил петербуржец Бутусов (в этом сезоне модно приглашать петербуржцев) - у Калягина только что выпустил премьеру Григорий Дитятковский. В "Сатириконе" идет абсурдист Ионеско - в Et Cetera вышел Беккет. У Райкина есть моноспектакль - теперь он есть и у Калягина. На премьере моноспектакля Райкина был только что назначенный Путин - у Калягина Лужков и Швыдкой. И Райкин, и Калягин пользуются расположением грузинского патриарха Роберта Стуруа. "Последнюю запись Крэппа" для Калягина - этого я еще не сказала - поставили Стуруа и его команда. Живописную помойку, занявшую сцену в день юбилея театра, соорудил художник Алекси-Месхишвили. Мелодию, издевавшуюся над беккетовским стариком, придумал Гия Канчели. В центре - собранный и значительный Александр Калягин, впрочем, об этом я уже говорила.

"На этом я кончаю свою ленту Возможно, мои лучшие годы прошли. Когда была еще надежда на счастье. Но я бы не хотел их вернуть. Нет. Теперь, когда во мне этот пламень. Нет, я бы не хотел их вернуть".