Авива, еврейская девочка 13 лет, нарочно беременеет от сына друзей семьи, сбегает из дома и отправляется в волшебное, таинственное путешествие по Америке: ночует в лесу, знакомится с интересными людьми, участвует в кровавой акции возмездия в отношении симпатичного абортмахера из Нью-Джерси и проч. Образцово красивый, образцово неприятный и, наверное, самый лучший фильм Солондза — безбожника, зануды и несравненного исполнителя нежнейших песенок про гадость
Трагикомедия |
Тодд Солондз |
3 сентября 2004 |
1 час 40 минут |
palindromes-movie.com |
Авива, еврейская девочка 13 лет, одержима идеей материнства. Она нарочно беременеет от пухлого сына друзей семьи, сбегает из дома и, как когда-то Гек Финн, отправляется в волшебное таинственное путешествие по Америке: ночует в лесу, знакомится с интересными людьми, участвует в кровавой акции возмездия в отношении симпатичного абортмахера из Нью-Джерси и проч.
«Жизнь всегда такая хреновая или только в детстве?» — спрашивала другая еврейская девочка у наемного убийцы в главном романтическом фильме 90-х. «Всегда», — отвечал тот на плохом английском. Солондз впервые выступил в своем персональном жанре нежной песенки про гадость через год после «Леона»; в его первом фильме «Добро пожаловать в кукольный дом» два юных уродца (случайно или нет) повторяли тот бессоновский диалог почти слово в слово, и следующие 10 лет Солондз провел, иллюстрируя как раз эту непопулярную мысль — что хреново будет всегда. В «Перевертышах» (начинающихся с похорон героини «Кукольного дома» и, случайно или нет, содержащих историю о любви девочки и убийцы) это самое «всегда» возведено наконец в разряд вселенского закона. Вполне в духе талмудической традиции переводить все сущее в буквы Солондз говорит о людях-палиндромах — злосчастных уродливых конструкциях, которые, как их ни крути, не в силах изменить своей унылой сути. Очевидно, чтоб подчеркнуть универсальность истории, девочку-палиндром поочередно играют семь девочек разных цветов, возрастов и степеней неказистости (единственная хорошенькая в титрах предательским образом оказывается мальчишкой), а также Дженнифер Джейсон Ли, чье злое сорокалетнее личико возникает над детской кацавейкой как результат чьей-то жестокой оптической шутки. Пермутация лиц аукается с перекличкой имен на розовых карточках, делящих фильм на главки, будто эти имена — последнее, чего не отнять у жертв аборта, растлителей малолетних, уродцев, христианских фундаменталистов и всех остальных беспомощных заложников генетической лотереи, которая, по Солондзу, и есть жизнь.
Фильм — при том что по исполнению он почти безупречен — наверное, оттолкнет от Солондза даже горячих его поклонников. После «Перевертышей» и правда довольно смешно продолжать думать, что он какой-то там социальный критик, что его тревожит деградация семьи или, как когда-то написала New York Times, «дефрагментация американской морали» (что бы это ни значило). Солондз — безбожник, осознавший весь неизбывный ужас материалистической картины мира, но в силу устройства головы не способный отказаться от нее. Как всякий, кто сперва провозглашает институт божественной любви фикцией, а после начинает причитать, что некому защитить и утешить малых сих, он неприятен и, наверное, неправ. Нам, впрочем, легко говорить — как ни крути, никто из нас не толстая уродливая девочка.