Бах, бах, а-а-а, бдыщ-щ-щ. Часть вторая.
Боевик, Приключение, Фантастика |
14+ |
Майкл Бэй |
19 июня 2009 |
24 июня 2009 |
2 часа 27 минут |
Пока хорошие роботы, подписавшиеся защищать Землю от зла, выясняют отношения с бюрократами из Минобороны, а плохие мрачно перегруппировываются где-то у Сатурна, подросший герой первой серии (ЛаБеф) спорит с явно слишком крутой для него девушкой-автослесарем (Фокс) насчет того, кто первый скажет «я тебя люблю», и объясняет скучающему в гараже одушевленному «шевроле», почему не возьмет его с собой в колледж. Высшее образование, впрочем, ограничивается падением в койку с порнографической сокурсницей и разгромом библиотеки — труба зовет, гигантский робот говорит: «Сэм, ты нам нужен».
Лучший на планете поставщик стыдных широкоэкранных удовольствий, Майкл Бэй в первых «Трансформерах» блистательно вывел на первый план то, что в его прежних фильмах читалось между строк: под гигеровским хаосом из шестеренок, пулеметных стволов и индустриальных прихваток содержалась простая и явно близкая самому автору история о том, как сильно старшекласснику хочется трахаться. Вторую серию надо, видимо, понимать в том смысле, что с возрастом желание никуда не девается, но (добавим от себя) принимает менее обаятельные формы. Почти три часа на экране что-то одно пытается оседлать что-то другое: робот — человека, грузовик — робота, левретка — бульдога, похабный механический карлик — ногу Меган Фокс (последняя ухитряется принимать неприличные позы даже на бегу и разговаривать, постоянно держа накрашенный рот буквой О). Из-под девичьих трусов на свет божий лезут хромированные щупы, железо пронзает железо, в редкие моменты затишья звонкой буддийской мантрой звучит слово «яйца». Появляющийся в середине Джон Туртурро титаническим усилием превращает несколько метров пленки во что-то, напоминающее кино, но еще пара минут — и механизированный содом подминает под себя и его. Историк американской киноиндустрии Питер Бискинд еще в 90-е довольно точно определил метод Бэя (придуманный, к слову, не им, а его бывшими продюсерами Брукхаймером и Симпсоном): если Хичкок с Годаром и Спилбергом хотели соблазнить зрителя, Бэй с компанией поставили своей целью его изнасиловать — прижать к креслу, не оставить выбора, ослепить и оглушить до состояния, когда тот уже не сможет прошептать «не надо». Очевидно, именно мазохистское начало давало возможность все эти годы тайком любить «Армагеддон» и «Плохих парней-2», но в этот раз автор явно нацелился на такую форму совокупления с залом, с которой ни одной уважающей себя девушке соглашаться нельзя. Фильмы Бэя, как секс, всегда держались на элементарных физиологических реакциях, моментальном удовлетворении простейших зрительских желаний. А единственное, что хочется в отношении этого конкретного, озабоченного, лязгающего, бесконечно наваливающегося на тебя с экрана произведения, — это дать ему по уже упомянутым выше яйцам со словами «отвали, козел».