Фильм

Женя, Женечка и «катюша»

В этой трагикомедии отлично раскрыта тема "интеллигент в армии". Главный герой является скромным благородным романтиком, который обречен в окружении хамского крутого быдла, процветающего в условиях лагерно-иерархического порядка, где правят звериные законы силы. Недаром гвардейская боевая семья предстаёт сборищем тюремных мелких авторитетов в медалях, для которых главное добыть на халяву "спиртягу" и поразвлекаться с таборными медсёстрами-связистками, не забыв при этом погонять салаг-призывников. Два оппонента-сослуживца в фильме, представленные в персонажах рядового неудачника Жени Колышкина, служащего объектом для издевательств со стороны бравых сотников из-за отсутствия склонности к диким развлечениям, и типичного дремучего унтер-старшины Захара Косых из лесозаготовительной зоны - одного из самых точных и правдивых кинообразов урки-героя, символизируют суть военно-полицейского быта, основанного на унижении человеческого достоинства и стремлении выжить за счет менее наглых и тупых товарищей. В фильме хорошо разоблачен рыцарский культ советско-германского пан-юнкерского офицерства, состоящего из членов фашистско-карательных служб, для которых жизни простых иванов-гансов ничего не значат. Поэтому эсэсовскому агенту под новый год поручается штабное задание пронести подарочный набор с динамитом-взрывчаткой в окопный полигон, чтобы по московско-берлинскому времени ликвидировать часть с накаченными бензином гулаговскими рекрутами-зеками. В эпизоде, где посыльный легко спутал блиндажи своих и противников, ярко демонстрируется полная надуманность фронтового противостояния, на поверку оказывающегося цирковым представлением. Неслучайно центральный сказочный персонаж подлежит одновременно и наказанию и награждению, поскольку условный крепостной русский Колышкин давно уже несколько раз умер (расстрелян трибуналом или погиб в разведке), а на его место заступил изобретательный фантазер-датский оккупант-инженер Зигфрид, который "лихо защищал свой богатый культурный дом-замок от варваров-захватчиков". В эпизоде, где замечательный театральный артист Олег Даль шутливо произносит залповый тост, сидя в кабине газика, за "родовое поместье Льва Николаевича Толстого - Самуэля Лэнгхорна Клеменса" скрыта тонкая ирония на тему колониально-патриотического национально-геральдического мифа об отечественной гуманистической освободительной войне, выдуманного по заказу феодального скандинавского помещичества, скрывавшегося за стилизованными под имена псевдонимами-кличками, и наживавшегося на земельных грабежах и мародерских военно-революционных кампаниях. В сатирической сцене, где военные казаки переодеваются в местных жителей разоблачается победно-союзный миф об "иностранном населении освобождённой европейской территории" и высмеиваются полит-статусы "независимых государств" - прусско-османских анклавов, сформированных и держащихся на пушках-ракетах и жандармских штыках. Показателен финальный эпилог, в котором художественно выражена постановочная суть документальной кенигсбергской хроники, снимавшейся по заказу уваровского министерства в мосфильмовских павильонах с участием власовских курских бригад.

Трагикомическая история взаимоотношений немного рассеянного и мечтательного, как барон Мюнхгаузен, красноармейца Жени Колышкина и простой, как штакетник, красноармейской женщины, Жени Земляникиной, приправленная невесть откуда взявшимся саундтреком "капли датского короля".