На что похож российский сериал «Водоворот» про поиски маньяка

Только ленивый не сравнил «Водоворот» с «Настоящим детективом» — и на то, конечно, есть веские основания. В центре повествования отечественного сериала — оккультные убийства, как в первом сезоне «True Detective», а среди главных героев — группа полицейских, как во втором. Впрочем, Андрей говорит, что второй сезон не видел, плюс в «Водовороте» солирует не три, а сразу четыре копа: следователи Краснов (Владимир Вдовиченков), Кирилл (Владислав Абашин), Марк (Аристарх Венес) и Марина (Юлия Мельникова). При этом Кирилл и Краснов все же ведут философские, даже эзотерические беседы совершенно в духе Раста Коула и Марти Харта (персонажи Мэттью МакКонахи и Вуди Харрельсона), а сгоревшая лесопилка, которую они посещают во время расследования, жутко напоминает разрушенную церковь из первого сезона «Настоящего детектива», вдохновленного «Твин Пиксом», а по стилю съемки больше похожего на фильмы Дэвида Финчера.

— Мы же, — говорит Андрей, — сознательно хотели уйти от финчеровской стилистики и вообще визуальной эстетики «Детектива». Потому что «Водоворот» — он больше о подростках и мире равнодушия, в котором они живут. Если приглядеться, станет понятно, что первый сезон «Настоящего детектива» «срежиссирован» как бы с точки зрения Раста Коула. Это депрессивное, вязкое и мрачное мировоззрение. Оно визуализирует душевную боль, которую испытывают персонажи, за мир и то, каким он стал. Мы же оттолкнулись не от мировоззрения следователей, а от мировоззрения их детей, а также миллениалов. Мне хочется думать, что «Водоворот» — это кино, как бы «срежиссированное» кем-то из молодых героев, может быть, даже Марком или Мухой (героиня Алены Михайловой, информаторка Марка. — Прим. ред.). Тот же Марк — это абсолютный миллениал, который вырос на американской культуре, мультиках и фильмах про крутых копов (и теперь в чем-то копирует их модель поведения). Но по своей сути он большой ребенок. Его крутизна — это маска, за которой прячется напуганный подросток, которому очень больно.

По словам Андрея, если бы они снимали «Водоворот» с точки зрения Краснова и Кирилла, это было бы похоже на «Кинотавр-2009»:

«Было бы более реалистичное и тяжелое видение истории. Что само по себе неплохо, но мы пошли по другому пути. Мы хотели подчеркнуть, что «Водоворот» не про судьбу двух детективов, которые всю жизнь положили на решение одной страшной загадки, а про безразличие и нелюбовь между людьми. То, каким был бы мир, если бы в нем никто никого не любил. В сериале Кирилл говорит: «Все мы — дети водоворота». По сути, так оно и есть. Человеку, который в детстве не испытал родительской любви, часто сложно бывает проявить схожие чувства к своим детям и вообще людям. Поэтому Марк спит со всеми девушками подряд и словно никогда полностью не удовлетворен. Поэтому между родителями и детьми рвутся связи: дочка Краснова, Лера, убегает из дома, а Марина оставляет своего ребенка на воспитание подруги. Это подростковый невроз, за которым стоит душевная боль и неприкаянность. И вот такой брошенный, никому не нужный подросток живет в душе сериала и каждого из героев этой истории, в том числе всех взрослых персонажей».

Поразительно, но Пентагон (место тусовки подростков в «Водовороте», название которого осталось только в сценарии. — Прим. ред.) до боли напоминает — только не смейтесь! — штаб-квартиру клана Фут из «Черепашек-ниндзя» (1990). Это, впрочем, не случайно. Как и отечественный сериал, первые «Черепашки» были достаточно мрачным кино, сделанным в очень девяностническом духе: more dark, more realistic. Там тоже были брошенные, никому не нужные подростки, которых под свою опеку взял Шредер, а также скейт-парк, в котором эти тинейджеры (среди них совсем юный Сэм Рокуэлл) накуривались и творили, что хотели. Эта штаб-квартира — сильный миллениальский образ, поэтому логично, что он перекочевал и в «Водоворот», потому что по своему настроению и вайбу это совершенно девяностническое кино. Однако в этом нет ничего удивительного, ведь его снял миллениал.

— В «Водовороте» есть подростковое маргинальное отрицание, — говорит Андрей. — В первую очередь это желание выделиться, обратить на себя внимание (что, кстати, чувствуется и в монтаже, начиная с резких склеек, рапидов, убыстрения). При этом, несмотря на то, что подростки на Пентагоне хотят выглядеть круто, несмотря на то, что они бравируют своими татуировками, они как будто кричат: посмотрите на меня, я существую! Кричат не потому, что у них все хорошо, а потому — что плохо.

Один из ключевых антагонистов сериала — двухметровый («здоровенный как орк») маньяк Матас (Игорь Миркурбанов), который похищает подростков для клиники «Сатурн», проводящей над ними генетические эксперименты. С виду Матас — крайне колоритная фигура: этот детина основательно забит оккультными татуировками, носит плащ с капюшоном, ездит на джипе и употребляет много наркотиков. Сам себя он называет «санитаром леса». Немаловажная деталь: по национальности Матас — литовец, поэтому во второй половине сезона следователи отправляются на его родину (снятую, правда, в Калининграде). В ходе этой поездки раскрывается непростой бэкграунд этого персонажа.

— Мне кажется, чисто внешне образ Матаса загрунтован в таких киношных маньяках, как Джейсон Вурхиз и Майк Майерс, — говорит Андрей. — Но у него схожая с его же жертвами предыстория, мотивация и даже наркотический твист: по сути, Матас такой же брошенный, как и остальные герои, подросток, такое же дитя водоворота, которое в детстве травил собаками дед. Он тоже стал наркоманом, только, в отличие от молодых ребят, ему надо вколоть дозу с двух шприцов в обе руки, чтобы испытать приход. Матас понял, что «лес» искривлен — и единственная возможность взрастить новое семя это вырубить его на корню. В этом смысле, мне кажется, он сильно похож на полковника Курца из «Апокалипсиса сегодня». Курц говорил: «Алмазная пуля прошила мне мозг, когда я увидел гору отрубленных детских рук. Я подумал: какая нужна мудрость, какая воля для такого поступка. Если бы у меня в распоряжении находились десять дивизий таких солдат, то [вьетнамская] война была бы выиграна». Это ницшеанский, страшный образ человека, избавившегося от совести. У Ф.Ф.Копполы он проходит обратный эволюционный путь (от человека к животному), поэтому его убийство в финале смонтировано параллельно с принесением в жертву быка. Мне кажется, что-то похожее есть и в Матасе, правда, все это доносится до зрителя не им самим «в конце реки, ведущей в самое сердце тьмы», а урывками со слов других героев, которым не повезло с ним повстречаться.

Также в случае «Водоворота» можно найти интересную перекличку с «Твин Пиксом». В «Водовороте» клиника, в которую Матас доставляет детей для опытов, как уже было сказано, называется «Сатурн». А в «Твин Пиксе» во сне агента ФБР Дейла Купера (и в финале полнометражки «Сквозь огонь») мы видим в Красной комнате макет планеты Сатурн. В случае «Твин Пикса» появление этого образа не только связано с тем, что вход в Черный Вигвам, обитель злых духов, открывается раз в 25 лет в момент сближения Юпитера и Сатурна, но и потому, что в древнеримской мифологии Сатурн — это восходящий к древнегреческому титану Кроносу бог земледелия, известный тем, что пожирал своих детей. Таким образом, на аллегорическом уровне в «Твин Пиксе» Сатурн — это Лиланд Палмер, убивший свою дочь Лору, а в «Водовороте» — компания, которая на манер древнеримского божества «пожирает» подростков.

Одна из главных претензий к «Водовороту» заключается в том, что жанровая эстетика сериала не очень дружит с драматическим сценарием. Как пишут в телеграм-канале «Русское кино в топе»: «...Все это разваливается и не собирается воедино. Текст был написан про одно, визуально это про третье, актеры представляют себя в другом жанре, музыка про пятое, маркетинг про десятое. Оператор живет отдельно, монтаж на карантине». Действительно, текст и визуал вступают в некоторый конфликт друг с другом, но со стороны авторов сериала это было осознанное решение.  

— Дело в том, что сюжет, помимо подростковой драмы, содержит большое количество жанровых элементов, таких, как образ Матаса и вообще сам факт существования маньяка, который подчиняет себе людей и оставляет всякие мистические символы, — говорит Андрей. — Некоторая условность прослеживается и в отношениях между операми, в том, как легко бывшего наркомана взяли в полицию, в том, что в сюжете нет ни одного счастливого персонажа из любящей семьи. Все это не очень ложилось на стопроцентный реализм. Если бы мы сняли эту историю, скажем, в духе сериала «Школа», все эти элементы выглядели бы чужеродно. Поэтому возникла идея поместить действие в жанровую условность, такой «Город грехов» — нуарный мир, в котором нет любви. Однако за ним все равно угадывается наша объективная реальность, просто она у нас по-киношному «мрачная, но красивая», а это нужно для того, чтобы облегчить тяжелый месседж фильма. Ни на какой табличке или скрижали не высечено, что драма обязательно должна быть рассказана реалистичным, натужным или невротичным языком. Поэтому я не вижу тут большой проблемы.

Одним из источников вдохновения для Андрея стали фильмы Тони Скотта, но ни какие-то конкретные картины, а скорее сам стиль режиссера.

«О Тони Скотте я больше думал в контексте ритма повествования и монтажа — очень стремительного, с большим количеством кадров, так как у него был такой рекламный, клиповый стиль, — говорит Андрей. — Еще я вдохновился одним художественным решением Скотта из «Настоящей любви». В сериале, в седьмой серии, Кириллу является призрак сослуживца, но мы его толком не видим, он всегда в расфокусе, так же как призрак Элвиса Пресли (его сыграл Вэл Килмер) в «True Romance».   

В сериале также есть несколько эпизодов, в которых подростки употребляют наркотики и у них случаются галлюцинации. По словам Андрея, тут для него ориентиром стал Терри Гиллиам:

«Наркоманские сцены — это чистый Терри Гиллиам. Это то, как он снимал «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», — с заваленным горизонтом, яркими красками, двигающейся картинкой. Такой джанки-сюрреализм». 

Восходящая американская звезда андеграундного хоррора, режиссер Джо Бегос — заокеанский ровесник и кармический близнец Андрея. В своих картинах («Блаженстве» и «Ветеранах зарубежных войн») он, как и Андрей, воскрешает дух жанрового девяностнического кино про зло, а картинка у него тоже утопает в неоне: возможно, потому, что неон 1990-х, пришедший на смену пастельным тонам 1980-х, впитался миллениалами с детства. В этой ситуации занятно то, как незнакомые друг с другом режиссеры используют знакомые им обоим культурные коды, чтобы снимать похожее по настроению и драйву кино. Кстати, Андрей не смотрел неоновый нуар «Слишком стар, чтобы умереть молодым» Николаса Виндинга Рефна, с которым «Водоворот» сравнивают так же часто, как и с «Настоящим детективом».

— Почему неон? Мне кажется, в неоне заключен дух молодого поколения, — говорит Андрей. — Это свежий, яркий цвет, он словно выражает сущность наших брошенных подростков с «Пентагона». Вообще, если включить любой ютьюб-канал, то увидишь огромное количество неонового цвета в обзорах и роликах. Даже сами компьютеры стали такими, как в каморке Пепса (хакер-подросток в «Водовороте». — Прим. ред.). Они все разукрашены диодными лампами, это тренд. Мы с оператором Владимиром Баштой просто решили, что у нас тоже будет много неонового цвета. Что мы не будем бояться положить светодиодные приборы прямо в кадр, потому что они являются частью жанровой эстетики нашего кино. Поэтому у нас можно много где увидеть просто лежащие в кадре осветительные приборы, нас это совершено не беспокоит. Мы даже гордимся, что пошли на такой ход.