Мертвец идет: гид по ретроспективе Джима Джармуша

Джармуш давно снимает фильмы, а каждая из его последних картин выглядит как прощание с кинематографом. Так, например, последняя на сегодня работа режиссера — флегматичная зомби-комедия «Мертвые не умирают» — пропитана ощущением усталости. Вновь слышен негласный манифест, заявленный в его предыдущем творении «Выживут только любовники»: современных зрителей невозможно ничему научить, люди забыли об искусстве, да и вообще превратились в зомби. При этом последние фильмы Джармуша лишены ворчливой стариковской интонации. Они только источают вполне понятную меланхолию режиссера, живущего во времена супергеройского кино. Не станем говорить за весь мир, но в девяностые в России Джармуша смотрели и знали все, от рейверов до чувствительных милиционеров, и, кажется, с тех пор не забыли. Его аутсайдерские фильмы помогут взять паузу и в наше тревожное время. Джармуш всегда умел показать сидение на обочине, в стороне от большой суеты, как единственное достойное времяпровождение. Сегодня обочина — хорошее место.

Игги Поп и Том Уэйтс бросили курить и решают отметить это событие парочкой сигарет. Билл Мюррей зачем-то подрабатывает официантом, скрывая этот факт. Стив Бушеми не скрывает, но, возможно, это не Стив Бушеми, а его злой близнец (или добрый?). Блондинка Кейт Бланшетт встречает брюнетку Кейт Бланшетт и устраивает маленький праздник самолюбования. Альфред Молина лебезит перед более известным Стивом Куганом, который ведет себя как претенциозный высокомерный козел. Еще взрывается катушка Теслы, которую смастерил Джек Уайт из главной группы начала нулевых The White Stripes. Как долго можно рассказывать о людях, которые курят и разговаривают о всяком за чашечкой кофе? В принципе, хоть всю жизнь. Джармуш снимал одиннадцать новелл в течение семнадцати лет. Кажется, сначала он хотел сделать deadpan-комедию, которую принес с собой в фарватере антикомик Стивен Райт, снявшийся вместе с Роберто Бениньи еще в первой новелле в 1986 году. Но получилось скорее просто весело. Слоистый дым висит в черно-белом воздухе, но он такой легкий, что до сих пор не надышаться.

Бухгалтер Билли Блейк (Джонни Депп) в клоунском клетчатом костюме и интеллигентских очочках прибывает на Дикий Запад, где тебя не воспринимают как настоящего мужика, если не носишь ожерелье из ушей, костей и прочих элементов человеческой биомеханики. Хозяин завода (последняя роль великого Роберта Митчема, который заставляет вспомнить его в «Ночи охотника») во время собеседования держит Блейка на мушке. Человеческое лицо только у продавщицы бумажных цветов (Мили Авитал), импортированной в местный абсурдистский ад из фильмов Чаплина. Девушка изменяет с Блейком жениху (Гэбриел Бирн, который со своей профессорской внешностью ухитряется выглядеть как персонаж Балабанова из «Жмурок»). Блейк почти случайно убивает жениха и бежит. За ним отправляются в погоню три охотника за головами: каннибал (Лэнс Хенриксен), миссионер (Игги Поп) и темнокожий паренек (Юджин Берд). Выжить Блейку помогает индеец-изгой по имени Никто (Гэри Фармер), принимающий его за однофамильца-поэта XVIII века: «Как странно, что ты не помнишь своих стихов». Ничего странного. В кафкианском кошмаре мира и свое имя забудешь, оттого люди и бегут во внутреннюю иммиграцию, каковой самый известный фильм Джармуша (по крайней мере, в России) и является. О смыслах «Мертвеца» сказано так много, что искать новые интерпретации совершенно неинтересно (самая распространенная из них: Депп умер в перестрелке и отправился в посмертное путешествие). Лучше пережить фильм как психоделический опыт, разбавленный медитативными гитарными переливами Нила Янга. Все пройдет, останется только иконописный лик Деппа. Тени деревьев в лесу. Река. Жизнь моя, иль ты приснилась мне.

В Лос-Анджелесе tomboy или, говоря иначе, пацанка (Вайнона Райдер) везет из аэропорта светскую львицу из агентства талантов (живая легенда Джина Роулендс). Леди предлагает ей пробы в кино, но чумазая Золушка хочет стать механиком. На заснеженных улицах Хельсинки покачивается, как три тополя на Плющихе, группа пьяненьких, которая садится в салон автомобиля человека с разбитым сердцем (Матти Пеллонпя). В Париже таксист-мигрант из Африки (Исаак Де Банколе) расспрашивает слепую пассажирку (Беатрис Далль), насколько ужасно ей жить. Симпатичный дядька из бывшего ГДР (Армин Мюллер-Шталь, ледяной русский мафиози из «Порока на экспорт») тоже водит такси, но совсем не знает Нью-Йорк, а у него на заднем сиденье орет раздраженная дамочка. Ну а римский водила (Роберто Бениньи) доводит до смерти священника исповедью о любовной связи с овцой. Джармуш смотрит на этот балаган бытия ироничным, но сочувственным взглядом. За кадром Том Уэйтс поет про прекрасный и печальный мир, то ли бередя, то ли наоборот залечивая израненное сердце. Ночь подсвечена электричеством. Шарик вертится. Счетчик крутится. Нормально все, в общем.

Три почти бессюжетные зарисовки о приезжих, ночующих в небольшом отеле в Мемфисе. Отель, где в каждом номере висит портрет Элвиса, как в российских госучреждениях — Путина, похож на доброго близнеца отеля «Оверлук» из «Сияния». Во-первых, он называется «Аркадия», то есть идиллическая Небыляндия. Во-вторых, там появляется призрак короля рок-н-ролла. За стойкой портье сидит Скримин Джей Хокинс в очень красном пиджаке. Это как если бы в фильме о Кобзоне на ресепшене улыбался Лев Лещенко. Просится приставка «мета», но непонятно куда. Красивые японские подростки Мицуко (Юки Кудо) и Джун (Масатоси Нагасэ), фанатеющие по американским пятидесятым, гуляют и занимаются любовью. В другой новелле свежеиспеченная итальянская вдова (Николетта Браски) смотрит на чужую ей Америку взглядом самого Джармуша, которую он всегда завуалировано критикует. В третьей новелле фигурируют три дебила с пистолетом, один из которых — Стив Бушеми с парикмахерскими ножницами. Почти жаль, что Джармуш не снимал кино в России девяностых: в третьей части очень хочется включить «Утекай».

Диджея (Том Уэйтс) в очередной раз выгоняют с работы за некую туманную бескомпромиссность. Подружка (Эллен Баркин с прической Барбареллы) раскидывает его пластинки, объявляет неудачником и выгоняет из дома. Человек в шляпе предлагает ему перегнать машину. Никогда не разговаривайте с людьми в шляпах — попадете в тюрьму. Джентльмен-сутенер (музыкант-авангардист Джон Лури) после подставы оказывается с диджеем в одной камере. На этом кончается палп-нуар и начинается Роберто Бениньи (первая международная роль в карьере итальянского артиста). В сцене, когда он икает и ходит по камере между сокамерниками, путая, кто из них Джек, а кто Зак (вы тоже никогда не запомните), царит такой «Монти Пайтон», что люди, знающие творчество Джармуша лишь по второй половине его фильмографии, конечно, здорово удивятся. «Сигареты не помогают от икоты, по крайней мере, в этой стране». Троица бежит по луизианской болотистой местности и находит в лесу итальянскую фею (Николетта Браски). Джармуш собрал в фильме труппу друзей-музыкантов, мотив дороги (оператор Робби Мюллер снимал все роуд-муви наставника Джармуша Вима Вендерса), монологи из глубин подсознания и троп чужака. Было бы хорошо, если бы в фильме еще была история, но, в принципе, и так получилось неплохо. Икота — вообще блеск.

Почти неразличимые между собой Вилли (Джон Лури) и Эдди (Ричард Эдсон) ходят в одинаковых шляпах (ту же шляпу Лури, кажется, носит и во «Вне закона») по скучному району Манхэттена, где иногда жульничают в гэмблинге. Вилли хочет во Флориду, Эдди — в Кливленд, а приехавшая из Будапешта кузина Вилли Ева (Эстер Балинт) гонится за американской мечтой. Однако перемещение по местности ничего не меняет для героев. Везде одинаковые урбанистические пейзажи, тусклая жизнь, белый снег, серый лед. Не работает даже молодежная мантра, бодрившая их советских сверстников: мол, если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо. Плохо. Пусто. Ничего не происходит. Говорят, когда Джармуша просят добавить действия в сюжет, он вымарывает даже то, что было. Поэтому у него стабильно получаются дзен-буддистские коаны без дзен-буддистской морали. Только извлеченный им из небытия Скримин Джей Хокинс, на момент съемок живший в забвении и нищете, отчаянно поет свое черно-магическое признание в любви —  «I Put a Spell on You». Не потому, что кто-то кого-то любит: любовь у Джармуша сродни заднику — всегда присутствует и никогда не обращает на себя внимание. А потому что эта песня — часть всеамериканского ландшафта, который Джармуш снимает со своей обочины. В Каннах картина получила приз за лучший дебют, и через десять лет все молодые художники с идеями и пустыми карманами снимали кино, в котором ничего не происходит.

Юноша Олле Паркер (Крис Паркер), поклоняющийся джазмену Чарли Паркеру, заторможено бродит по заброшкам Нью-Йорка, иногда заходя в пустые квартиры. Навещает маму (Рут Болтон) в сумасшедшем доме. Угоняет машину, затем садится на пароход (панорама Нью-Йорка стынет в кадре) и уплывает. В это самое время на американскую землю сходит французский иммигрант, очередной (вернее, хронологически первый) чужак в чужой стране, вечный наблюдатель, который на все отстраненно поглядывает, но ни в чем не участвует. Иными словами, сам Джармуш. Фильм похож на студенческий, потому что он таковым и является. Джармушу 27 лет, он бросил киношколу, взял 16-мм пленку и снял то, что у другого режиссера можно было бы назвать пошлым словосочетанием «поток жизни». Но даже по первому фильму видно, что он не особенно верит в жизнь. Вот в кино верит, да. Возможно, главное достижение Джармуша — что он не превратился в священное чудовище артхауса. Его не обвинить в стереотипизации самого себя спустя годы. Он всегда таким был, снимая глагольные фильмы без прилагательных. Мертвец идет. Город стоит. Дым висит. Джон Лури играет на саксофоне. Джармуш снимает.