Лучший способ понять, что такое метод игровых структур Анатолия Васильева в театре без Васильева, — увидеть «Саломею» его ученика Игоря Яцко. Спектакль играют в зале-колодце «Глобус», действие разворачивается на прозрачной террасе, зависшей между двумя безднами, каждая из которых, по замыслу режиссера, видит свое отражение в другой. «Саломея» — чистое искусство; она, как говорится, ничего не сообщает о времени и мире — кроме того, что в настоящем времени бесполезная красота по-прежнему завораживает.
Драматический |
18+ |
Игорь Яцко |
2 часа 30 минут, без антракта |
Игорь Яцко выпускает в «Школе драматического искусства» «Са ломею» Оскара Уайльда. Режиссер уточняет, что Уайльд — не только автор пьесы, но и тема спектакля, поскольку метод игровых структур, который Яцко развивает вслед за Анатолием Васильевым, рождался в лабораторных работах именно над текстами Уайльда. Яцко ставит свой спектакль в зале «Глобус», воспроизводящем игровую модель ренессансного театра. Действие будет происходить на подвешенной в воздухе прозрачной террасе, посередине между двумя безднами, каждая из которых, по замыслу режиссера, видит свое отражение в другой.
Школа драматического искусства продолжает серию экспериментов на основе синтеза авангардного сценического пространства и классики. На этот раз на сцене «Саломея» Оскара Уайльда в интерпретации актера, а ныне и главного режиссера Школы Игоря Яцко. К этой постановке он шел три года, начав работать с ее актерами еще во время репетиций «Кориолана».
Яцко полностью отказался от историко-бытового воспроизведения сюжета, начиная декорациями и заканчивая костюмами героев. Терраса расположена ниже пиршественной залы, а вместо бочки заточения пророка Иоканаана – глубокий колодец в «подвальном» ярусе. Облачения же Ирода, солдат и самой Саломеи указывают зрителю на историческую подоплеку происходящего, но сложно их отнести к какой-либо эпохе – квинтэссенция прошлого и настоящего в ослепительно белом: рюши и пояса, модерн и эклектика. Классический исторический сюжет о гибели Иоанна Крестителя разворачивается вне времени.
Декорации в футуристичны и минималистичны одновременно. Подиум из синего оргстекла, прозрачная крышка колодца и периодически появляющаяся металлическая лестница на террасу – вот и все, что видит перед собою зритель большую часть времени. Но, несмотря на кажущуюся внешнюю простоту, сцена таит в себе «сюрприз»: она меняет положение в зависимости от разворачивающегося действия, взмывая ввысь и вновь возвращая зрителя «на землю». Эклектичность в постановку вносят и молитвы в исполнении Тины Георгиевской, разрезающие хай-тек пространства пропетыми словами давно уже умерших языков. Зрительные ряды зала «Глобус» отделены от сцены лишь деревянными перилами, что обеспечивает особый контакт между актерами и залом, добавляя дополнительной камерности происходящему.
Несмотря на сквозящий эротизм, прослеживающийся в оригинале пьесы, в постановке Яцко он практически сведен на нет. Даже когда Саломея предстает перед зрителем практически обнаженной, в одном коротком полупрозрачном платье, исполняя по желанию Ирода танец семи покрывал (ставший для Ирода роковым), эта сцена более наполнена трагедией самой Саломеи, нежели сладострастием видения тетрарха. Интерпретация Яцко вообще несколько отличается от классического понимания сюжета: Саломея по-прежнему самовлюбленная царевна, легко отдающая приказания и осознающая собственную неотразимость, но отчего-то сложно ее назвать отрицательным персонажем. Это трагедия бездушного камня, предстающего перед нами в различных образах, но остающегося камнем практически до последнего.
На роль Саломеи в постановке приглашены две актрисы - Анна Литкенс и Наталья Кудряшова. Нельзя сказать, что образы получились одинаково хорошо у обеих (Литкенс немного не «дотягивает» эту непростую роль), но в итоге это не сильно сказывается на общем впечатлении от прочтения и интерпретации пьесы Яцко-режиссером.
Увидев в программке еры и яти – спутники оригинального текста Бальмонта, перевёдшего «Саломею» с французского оригинала, я почуяла намёк на классику, и, чего совсем не ожидала, получила её – но не в постановочном смысле этого слова. Яцко показал нам «Саломею, и только» - библейскую историю царевны иудейской, очищенную от более поздних культурных слоёв, включая и интерпретацию Уайльда, и потому родственную прочим мифам – о Федре, Медее, Антигоне. Мизансцены сочетают строгий, графически чёткий рисунок, особенно хорошо видный сверху, словно панно, с техническими достижениями: под шаткой круглой площадкой из прозрачного синего пластика, способной подниматься до уровня второго яруса, расположился колодец, куда спускается и откуда появляется на лонже Иоканаан, лестница ведёт вверх, на балкон дворца тетрарха, ещё выше с балкончика поменьше шутовски вещает Тигеллин на фоне фаюмской фрески. Эта же синяя площадка станет и гигантским щитом, опускающимся на Саломею и погребающим её в одной могиле с погубленным ею пророком, и крышкой раки, которую покроют плащаницей с изображением усекновенной главы Крестителя. В повествование, делая его ещё более апокрифичным, вошли молитвенные песнопения в исполнении Тины Георгиевской – на греческом, латыни, древнееврейском, арамейском и сирийском, что звучит практически одинаково, – и этнобарабан-дарбука Сергея Кузнецова, лучшая озвучка, которую только можно было придумать для подобного спектакля. И, словно возвращая театр в те времена, когда он был ритуалом религиозных культов, в нём экстатически танцуют и убивающий себя сириец, и Ирод, пытающийся казаться счастливым… танец же Саломеи никаких изысков хореографии из себя не представляет, зато все семь покрывал на месте, а на обнажённое тело актрисы накинуто лишь что-то символическое, прозрачное настолько, что не скрывает, а скорее подчёркивает наготу. Да, Саломея-Кудряшова действительно красива, не полюбоваться грешно, но как персонаж трагедии, к тому же претендующей на почти античную монументальность, она слишком юный, лёгкий и светлый образ. Не Саломея – Джульетта, влюбившаяся с первого взгляда и до умопомрачения, осознающая, что беспрепятственно воссоединиться с любимым можно только после смерти и потому в равной степени готовая как убить, так и быть убитой. Иоканаан-Ганин, пожалуй, на Ромео не тянет, хотя создаётся впечатление, будто Саломее удалось вызвать ответное чувство в суровом пророке – не столько соблазнив телом, сколько подкупив искренней наивностью и невинностью первого любовного порыва, не имеющего ничего общего с грехами её матери, которые он с похвальной осведомлённостью живописует. Зато он оригинален и колоритен: выглядит не как хиппи, по устоявшейся традиции театральных последователей Христа, а как жрец варварского племени, прямолинейный и зловещий, резко противопоставленный теологическим спорам о существовании ангелов. Крупный, мускулистый, с выбритым татуированным черепом и «злодейской» бородкой, благочестивые мысли этот «дикий мужчина» вызывает в самую последнюю очередь, так что выбор Саломеи вполне можно понять. Однако наиболее удачное попадание в образ – это, пожалуй, всё-таки Ирод-Лаптий, вертлявый аристократ с выражением ликующего самодовольства и заискивающего сладострастия в улыбке и глазах, для которого удар палача, обезглавивший Иоканаана и пошатнувший его мнимый авторитет, стал настоящим ударом по жизненному стержню. Иродиада-Зайкова местами была прелестно легкомысленной «ягодкой опять», местами переигрывала, вспоминая, что должна быть истеричкой, но в общем и целом тема супружеского противостояния осталась нераскрытой. Два с половиной часа сценического времени пролетели незаметно, не зацепив психологически, но запомнившись грамотным эстетическим построением, хоть временами и несколько громоздким в своей тихо жужжащей автоматике – всё-таки мистерия и прогресс напоминают коня и трепетную лань в одной упряжке. «Саломея» Виктюка осталась для меня неоспоримой высотой, но версия Яцко однозначно интересна и достойна ознакомления.
22.05.2010
Комментировать рецензию
Текст Уайльда завораживает. Замечательная, знаковая игра, бережное прочтение смыслов, ощущаешь себя вплотную с ожившими символическими фигурами. Такое сосредоточенное, сомнамбулическое погружение в красоту глубокой старины, сидишь как в шахте с ракетой в этой вертикали, костюмы отвлечённые и древние одновременно. Причёска Саломеи 27.09.09, по-моему, вписалась идеально, подчёркивая точёную фигуру. В общем, эротизм, машинерия, ритуальность - всё выдержано в точном ключе. Браво!
Максимальная оценка "гениально" или 5 звезд - это, конечно, чересчур, но оценки "хорошо" мало. Я бы поставил "отлично", но такой оценки не предлагается.
"Саломея" в ШДИ - настоящее театральное действо. Есть все: актерская игра, декорации, свет, сценическое движение, выстроенные мизансцены. Конечно, не все равноценно хорошо удалось режиссеру, но за подобную работу его можно только похвалить. Единственное, актриса на главную роль – Саломеи, возможно, немного слабовата, это можно было бы сыграть лучше. Впрочем, в этом театре вообще нет звезд, все актеры и актрисы молодые, талантливые, у них еще все впереди. И финальный большой монолог Саломеи все же вызывает чувство сопереживания, остается в памяти, в чем и состоит задача театрального актера перед зрителем, значит все совсем не так уж и плохо, даже наоборот. В общем, если вы любите настоящий театр, советую сходить. И сама пьеса хороша, такое и надо стремиться ставить в театре, а то столько сил и талантов ныне тратится на ерунду! У Игоря Яцко – отличный вкус на выбор театральных тем, что заметно и по другим его постановкам. Так держать!
С одной стороны, очень затянутое действо. Сидишь и думаешь, когда же закончится это все. После "Коровы" и "Демона", показалось о-очень нудно.
С другой стороны, после спектакля сильнее ощущаешь некое "послевкусие" - игра актеров гениальна.
Вот как такое может быть - и нудно, и гениально одновременно? И тем не менее это факт. Посоветовал бы я сходить этот спектакль? Сложно сказать. Наверное да, но не всем.