Спектакль

1968. Новый мир

В свой полувековой юбилей Таганка стала домом для главных героев постдраматического театра. И двухмерное, филигранное откровение Дмитрия Волкострелова о том, как зарождался новый мир, — виток спирали юбилейного проекта в целом. В начале, вровень с мудрыми выставками Ксении Перетрухиной — тотальным осмыслением силы культового места, — Андрей Стадников обнажил растерянность оставленной Любимовым труппы через вербатимы и кейджианство («Репетиция оркестра»); затем Семен Александровский в перформативном исследовании феномена бессмертного «Доброго человека из Сезуана» умудрился зафиксировать неуловимую суть театра как такового («Присутствие»); после этого Волкострелов получил карт-бланш на разговор в общем-то не о Таганке. Темой его опыта стала точка в истории мира, датируемая 1968 годом.

Сцену полностью перекрывает дощатая стена (решение Перетрухиной), точно такая, какие испокон века окружают здесь зрителей по бокам; то есть сцены как бы нет. На фоне этой стены пятеро артистов будут воплощать словесную и подразумевать безвоздушную среду того года, когда советские танки вошли в Чехословакию. Озвучиваемые наперебой соцреалистические опусы и гражданская псевдополемика из «Нового мира» сбиваются цитатами из «Любить» Калика и титрами, транслируемыми над головами актеров, вроде: «Сейчас звучит песня «Hello, I Love You» группы The Doors. Но она звучит настолько тихо, что мы не можем ее слышать». А потом наступит сцена, «в которой нет места театру», и станет окончательно ясно, куда клонит режиссер. В этом вакууме не слышен не только рок-н-ролл — не разобрать и последние слова нескольких подсудимых, обреченно вышедших на протестную демонстрацию 25 августа 1968 года на Красную площадь. Их голоса заглушает лучезарное радиоруководство по производственной гимнастике: «Прогнуться, наклониться, раз, два».

Чтобы довести КПД до максимума, Волкострелов все делит на черное и белое. Перед стеной плохо, за ней — хорошо; диссиденты в подполье — конформисты на трибуне. Бродский, Солженицын, Галич, Таганка, Политехнический, в конце концов Хвостенко с Волохонским — за скобками, это как бы все само собой разумеется и в точки экстремума не годится. С отказом от полифонии, объема, с нежеланием учесть третий путь в предложенной системе координат можно было бы и смириться, но после финала случается нокаут, названный эпилогом. Быть этому эпилогу или не быть, голосованием решают зрители. Если с залом повезет, есть шанс узреть, как Daft Punk и Годар снимают все вопросы.