Провинциальный калифорнийский городок — натуральный паноптикум. Имеется доктор Курпатов; домохозяйка, толкающая отраву вроде гербалайфа; мэр, при каждом удобном случае норовящий прямо в ботинках залезть в лужу или в чужой бассейн; а также дети, плотно сидящие на транквилизаторах и целыми днями балдеющие над компьютерной игрой, в которой фигурирует персонаж с отрезанной головой по имени Чамскраббер. Школьник Дин Стиффл, собственно сын Курпатова, — здесь единственный вменяемый человек, несмотря на то что психотропные он глотает каждые пять минут, а его лучший друг — драгдилер Трой — на днях повесился.
Сразу нужно пояснить: фильм этот ни в коем случае не истеричная социалка о буднях заброшенных родителями подростков-наркоманов. Наркотики тут изображены чисто схематически, да и речь не о них. Все остальное же — от свадеб до поминок — предстает отвратительно-потешным. И смех и грех наблюдать эпизод, когда Гленн Клоуз, этакая степфордская жена с вечной ниткой жемчуга на шее, на следующий день, после того как ее сына нашли висящим на электрошнуре, настырно обзванивает дальних и ближних знакомых лишь с тем, чтобы произнести единственную фразу: «Знай, я ни за что, ни при каких обстоятельствах не виню тебя в смерти своего сына».
Из кинозала после «Чамскраббера» выходишь с совершенно такой же тяжелой головой, как и три года назад, после «Донни Дарко» Ричарда Келли. Абсолютно и ощутимо оба эти очень правдивых, грустных и еретических фильма на самом деле о том, что все мы чудовищно, до тошноты несвободны и свободными никогда не будем.
Но «Чамскраббер» по отношению к «Донни» — как перепевка группой Cake гей-диско-данса «I Will Survive»: вроде как все про то же, но сбито на сто процентов снова и по-другому.