«Драйв-ин-муви» во всех смыслах. Билет в один конец в придуманный искусственный рай американских фифтис-сиктис. Можно называть такие фильмы so-cute-movies, потому что внятных объяснений твоих «уи-уи-уи» как бы нет, но что-то в груди щелкает, когда планы сменяются один за другим, а персонажи живут своей жизнью не нарисованными мультиками, а подсмотренными из окошка автомобиля раскрашенными силуэтами эпохи. У каждого из нас есть, наверное, свои маленькие гилти плежарс, так сказать, когда ты не смеешь руки поднять на то, что в здравом уме и трезвой памяти распотрошил бы не задумываясь, включив тумблер «ничего нет для меня святого». Вот к моим игрушкам в последнее время добавилось целых три. Это, конечно, «Баффи», это «Бриолин» с Траволтой, и вот теперь «Американские граффити». Последние две ленты (да и творение Уэдона, как ни странно, по большому-то счету – ретро-жанровое образование с влюбленностью в середину XX века киноамерики) говорят со всей очевидностью о том, что я должен сходить с ума по эпохе. Ну, как бы, да, поп-музыка родом из розово-голубых и плюшево-кожаных 50-х и начала 60-х нам всем очень нравися (кому нет – лучше застрелитесь, отступники). Но одной только музыкой влюбленность в такие карамельные фильмы не объяснишь. Опять же, блестящие «Под кайфом и в смятении» (Dazed and Confused) Линклейтера сложно назвать карамельными и даже сладкими, но они тоже «про это», и я их тоже очень люблю. Если вычесть «Grease», который скорее похож на «семидесятые играют в пятидесятые», и прибавить «Хочу подержать тебя за руку» Роберта Земекиса, в списке останутся фильмы-фотоотпечатки эпох.
Удивительные мифотворческие снимки, «искусственный рай», снятый на полароид. Как если бы тебя усадили в драйв-ин (его еще надо найти в средних российских широтах в снегопад, но пусть), отодвинули двери реальности и посвятили в чужую да еще придуманную жизнь. Собственно, это чистая целлулоидная американская мечта. Идеальное кино для подростков, которых нет уже более и не будет. С баблгамами и дурацкими женскими прическами, бриолином и культом блестящих тачек. Оно, это кино, не о молодости, юности, взрослении и прочей умной чепухе. Оно о мечте. О «стэпфордских женах», только почему-то живых и настоящих. Кино-о-кино. Выдуманное о выдуманном. Парадокс, но такие мифотворческие фильмы или фильмы, играющие на мечтах целых поколений, они как бы о том, что вот живут себе герои и персонажи в офигенном мире, о котором потом люди фильмы будут снимать, а сходить с ума по нему будет каждый второй американский режиссер – живут себе герои, влюбляются и танцуют, но так ведь еще и куда-то, блин, хотят улететь, уехать исполнять заветную "свою мечту". Сидишь, смотришь в этот любовно раскрашенный мир-мечту с красивыми тачками, симпатичной музыкой и герлс-некст-дор, с улыбкой наблюдаешь за их проблемами, и тихо сходишь с ума от несоответствия. Объяснить этот феномен, по-моему, невозможно.
Потом, конечно, исследователи напишут тома о том, как было скучно жить в то время, и как поэтому молодежь все рвалась и рвалась куда-то, бла-бла-бла. Но в случае с Лукасом, Земекисом или Линклейтером (который про 1970-е), ностальгическая или же придуманная любовь съела все попытки, если они и были, поисследовать там чего-то, покритиковать. Лукас вообще похоже блаженствовал, снимая это чудо. Кучу денег потратил, думаю, на машинки, да. И благодарил богов, что те на время выкрутили лампочки в головах продюсеров после «Беспечного ездока». Вот, кстати, между фильмом «Easy Rider» и карамельными картинками Лукаса нет ничего общего. Пока у некоторых авторов свербило в одном месте и они снимали безусловно полезные и умные картины вроде «Последнего киносеанса» или «Пяти легких пьес», Лукас игрался в машинки, прически, музычку, легкие отношения, поцелуйчики, и, для меня лично снимал кино, за что я ему премного благодарен. Тот же «Ездок» остался, между тем, артефактом эпохи, мумией мамонта, а «Граффити» пережили время. Когда я смотрел лукасовские игрища, у меня картинками в голове мелькали разговор Винсента с Мией в кафешке, отрывки из «Назад в будущее», эпизоды из бесчисленных молодежных и тинейджерских сериалов (той же «Баффи»), и вот я понял, что это, елки, тоже точно мое кино. Кино, где машинки значат больше сюжета, прически значат больше генеральной линии партии режиссер-сценарист, поцелуйчики и баблгамчики больше красивого монтажа и умной режиссуры, но обаяния в «живой» жизни «живых» героев хватит на стопку психологических драм. Положа руку на сердце, мне сложно сказать, что «Американские граффити» не то что выше, а хотя бы на одном кинематографическом уровне находятся, что и последние мои фавориты – «Близость» Николса или «Плейтайм» Тати – но тому же сердцу, как говорится, не прикажешь. В идеальном для меня фильме красота имеет глубоко второстепенное значение. Эмоциональное вовлечение, эмпатия – необходимый признак. Но достаточный, чтобы я влюбился в фильм без памяти – это вот то неуловимое, что зовется «волшебством». Нарочно так не снимешь, а если и попробуешь – получится гипсовый слепок с эпохи, мертворожденное дитя, постмортем. «Американские граффити», которые я лет десять не желал видеть, не глядя даже в аннотации, думая, что это вроде стандартной артхаусной надрывной интеллектуальной критиколюбимой новоголливудчины, которой тогда наснимали мама не горюй (до сих пор все – во всех списках значатся), сняты, оказалось, «на одном дыхании». Как и бесчисленные ретровиньетки Земекиса, который по эпохе вообще с ума сходил. И по этому, безусловно кажущемуся, чувству легкости и влюбленности в свой придуманный мирок определяется, по-моему, дар и класс режиссера распознается.
Немного о фильме, что ли? А стоит? Потому что все это мы уже видели-перевидели, смотрели-пересмотрели. Два друга собираются на утро покинуть город, родное гнездо, и весь фильм катаются туда-сюда, встречаются с разными людьми, попадают в неприятности (Линклейтер безусловно не раз видел «Граффити»). За кадром тренькает родная пятидесятнически-шестидесятническая попсня. В кадре те самые машинки, ставшие потом объектом коллекционирования и поклонения. Кафешки, игрушечные бандиты, скучные копы и чудовищно размалеванные/божественно прекрасные девушки. В кадре же поймана, феноменально и безошибочно, жизнь – в диалогах, взглядах исподлобья, неловких перепихонах на задних сиденьях авто под радио в парке, недоговорках, странных сюжетных завихрениях, когда его величество счастливый (или несчастный) случай правит бал – городок чревычайно мал. Гонки на авто опять же. Каждый второй кекс косит под Джеймса Дина или Пресли. Разве что не хватает драйв-ина (в «Бриолине», кстати, с ним отличный эпизод). Во весь, в общем, рост 1950-е, потому что, понятное дело, в провинциальном городе 1962 года пятидесятые закончатся годы спустя. А в фильме у Лукаса они закончатся не в пример смурным арт-хаусным режиссерам чудесно. Никто над душой не стоит, не теребит тоскливую струну «решения важных проблем» или «кризиса малоэтажной Америки». Танцуют, гуляют, гоняют, любят и – улетают. «Goodnight, Well It's Time To Go». Романтический юноша полфильма встречает повсюду блондинку в белой машинке, мысленно, видимо, предлагая судьбе познакомить ее с ним, чтобы не уезжать из города (не хочется все-таки покидать этот «искусственный рай», «будь он проклят», да?). И Лукас придумывает этой истории в духе «Июльского дождя» финал со взглядом парня из иллюминатора на белый мчащийся куда-то по дороге автомобиль – по-моему, один из самых грустных и прекрасных кадров в истории кино. Детский финал детского фильма, да.
Вот что я еще скажу любителям порезвиться на той эпохе и рассказать, какая тогда была отвратительная жЫзнь. Оно, конечно, наверное, была не сахар. Только мне-то что с того? Я тогда не жил, и жить не буду. Но поймите, черти, слом 50-х в 1960-е пожалуй что самая кинематографическая эпоха на свете. И когда какой-нибудь умник выбирает декорации этого «искусственного» выдуманного карамельного рая, дабы рассказать нам о бессмысленности бытия или еще какой-нибудь философской глупости, у меня возникает ощущение совершения страшного кощунственного поступка. У вас, авторы, куча эпох, берите любую и снимайте чего вам вздумается. А эту эпоху оставьте нам, как единственный на свете абсолютный кинематографический рай, аттракцион для любителей фликера, сходящего с ума под ритмы добитловской эры и рисующего смешные танцульки в спортзалах школ перед выбором «королевы бала». Уймитесь. Пусть там на улицах перекидываются шуточками из машины в машину, девушки говорят че-нить невразумительное и конгениальное по очаровательной глупости рок-песенкам, а молодые люди от делать нечего гробят свои авто. Вот им, там, на целлулоиде хорошо, весело и красиво живется. И мне нравится смотреть на то, как им, там, на целлулоиде, красиво и хорошо. Перефразируя одну из песенок саундтрека «Американских граффити»: «You're Fifties, You're Beautiful (And You're Mine)». Аминь.
Ну, это такая ничем не примечательная зарисовка об американской молодежи из провинции. Такая зарисовка вообще подходит для любой страны - русские/датские/английские/испанские гопники и нормальные парни, скромные и не очень девчонки, жиганы и домоседы вечером развлекаются. Катаются на машинах, мутят с девчонками и просто мутят. Неплохая, понятная, но ментально чужая история об одном вечере американской молодежи.
Все-таки достаточно сложно отнести фильм к жанру комедии, как предлагает предыдущий рецензент.
Скорее зарисовка эпохи, где-то ироничная, где-то печальная.
Использован достаточно новаторский в то время прием - все действие фильма проходит в ночь выпускного бала главных героев.
За ночь надо принять решения, которые по сути определят их дальнейшую жизнь - остаться ли в городе или уехать в колледж, расстаться с девушкой или наооборот, сделать ей предложение.
Все это проходит на фоне уже постепенно затухающих пятидесятых с их сверкающей хромом автомобильной культурой, ночными гонками, подростковыми бандами.
При просмотре возникает впечатление, что весь город пересел в машины, на них знакомится, ссорится, целуется и просто существует.
Через пару лет Америка изменится, придут новые ритмы, стили одежды, хиппи, Никсон и Вьетнам.
Главные герои еще не знают про это, в отличие от Лукаса, который фильмом передает прощальный привет эпохе.
Смотрится фильм сейчас конечно не так ярко, как раньше. И сама идея, и многие сюжетные линии уже успели множество раз повториться в десятке фильмов позднейших режиссеров.
Но все это не умаляет достоинства фильма.
Лукасовские школьные выпускники 70-х по духу получились наверное ближе к отечественным шестидесятникам, нежели к более поздним советским поколениям 70-х или даже 80-х годов. Хотя жизнь несомненно разная, и ярким примером отличия конечно являются автомобили, которые в фильме практически не выходят из кадра. Причём автомобили здесь не только признак статусности-крутости, но и выполняют вполне незаменимую практическую роль. Ведь перемещаться по провинциальной Америке больше не на чем, автобусами да велосипедами не пользуются. Ну а наличие в цивилизации в виде клубов, магазинов ресторанов, пришедших в нашу страну в уже постсоветское время, ещё более помогает ощутить разницу. В остальном всё, как у людей: шпана, девочки, пиво и совсем немного мыслей о будущей жизни. Практически не показаны родители никого из главных героев. Видимо экспортная модель американского школьного образа жизни предполагала отсутствие всяческого конфликта отцов и детей. Ну а фильм, особенно на взгляд из 21 века, выглядит продуктом сугубо для внутреннего употребления.
Второй фильм Джорджа Лукаса, успешно завершивший его «ранний» период.
1962 год, ночь после выпускного: рок-н-ролл, уличные гонки, извращенные отношения акселератичных американских подростков и мыcли о будущем. Несмотря на культовый статус, с высоты избалованного зрителя, пережившего «пироги» и «евротуры», сегодня «Американские граффити» смотрятся пресновато и немного наивно. Хотя, быть может, в начале семидесятых, снимая, вероятно, одну из первых голливудских молодежных комедий, Лукас и не подозревал, что доживет до того дня, когда без изнасилованной выпечки и вагонов марихуаны фильмы данного жанра и представить будет невозможно. В любом случае, умилительно смотреть на двадцатилетних «медалистов» Риччи Дрейфуса, Чарли Мартина Смита и Ронни Ховарда, последнего из которых в качестве актера и вовсе редко увидишь. К тому же, фильм развенчивает расхожий миф, будто бы Лукас пригласил никому не известного Харрисона Форда на роль Хана Соло, ибо тот работал у него плотником. В «граффити», снятых за четыре года до «Новой надежды», слащавый Харрисон появляется в заметной роли дорожного лихача в ковбойской шляпе (кто знает - быть может, прообраза Индианы Джонса), бросающего вызов чемпиону местных «рэйсингов». Потому предположу, что к 77-му году Форд был уже достаточно узнаваем на экране.
Собственно, это все, что можно сказать о картине, так любимой американцами по некоей одним им ведомой причине. У нас же особое удовольствие от просмотра получат разве что пропащие синефилы либо фанаты Ричарда Дрейфуса, если таковые вообще найдутся.