Почему «Падение Трои» лучше «Игры престолов»: разбираем страшно недооцененный и жутко актуальный фэнтези-сериал

Почему вы ничего не слышали про «Падение Трои»?

Netflix

Зевс (Хаким Каэ-Казим)

К середине 2010-х годов на фоне дикой популярности «Игры престолов» каждая крупная телесеть или стриминг вынашивали наполеоновские планы по захвату зрительского внимания чем-то таким же крутым, сделанным по известной формуле «секс, кровь, интриги». В поисках подходящего материала продюсеры не брезговали ничем: ни сомнительными фэнтези, ни школьной классикой. Подобный потенциал руководство телеканала BBC One совместно с коллегами из Netflix разглядело в гомеровской «Илиаде». Разработкой сериала занялась команда опытных британских телевизионщиков во главе со сценаристом Дэвидом Фарром («Ночной администратор», «Ханна»), которому перерабатывать классику помогли Нэнси Харрис, Мика Уоткинс и Джо Бартон, недавно шоуранивший отличный сериал «Долг/Стыд». Режиссерскую команду возглавил Оуэн Харрис, снимавший «Отбросов», а также поставивший серию «Сан-Джуниперо» в сериале «Черное зеркало».

Воссоздавать декорации легендарной Трои решено было в африканском Кейптауне, где хватает и пышной зелени, и засушливых пустынь. И даже бюджет на проект выделили вполне внушительный — примерно по 2 миллиона фунтов стерлингов на каждую из 8 серий (что, конечно, несопоставимо с 15 миллионами долларов, уходящими на каждый эпизод финального сезона «Игры престолов», но все же). А вот на звездах решили сэкономить, собрав внушительную интернациональную команду из опытных, но незаезженных артистов, среди которых одним из самых известных был Дэвид Трелфолл («Бесстыдники») в роли царя Трои Приама. Центральную пару эпоса — Елену и Париса — сыграли немка Белла Дейн и австралиец Луис Хантер. Но самым радикальным решением было взять на роли Ахиллеса и верховного бога Зевса темнокожих артистов — Дэвида Гяси и Хакима Каэ-Казима. Для общественного телеканала Би-би-си в этом нет ничего удивительного: Британия и особенно Королевский национальный театр в последнее десятилетие стали локомотивом дайверсити и «слепого кастинга». Впрочем, оказалось, что для английских зрителей (по крайней мере, в 2018 году) черный Ахиллес стал перебором.

На сериал обрушилась волна хейта в сети, что сказалось на его рейтингах. Если первый эпизод посмотрели более 3 миллионов зрителей, то к середине сезона их количество упало вдвое, при условии что норма для субботнего прайм-тайма — порядка 5 миллионов. Консервативно настроенная аудитория, часто явно даже не смотрев шоу, уронила рейтинг сериала на популярных агрегаторах: на IMDb он составил 3,9, а в России на «Кинопоиске» — 2,4. Не спасли ситуацию и положительные отзывы кинокритиков на Rotten Tomatoes. Сериал прокляли похлеще Париса с Ахиллесом, объявили неудачей и постарались забыть. И хотя для народного хита в нем действительно было маловато секса и крови и многовато сложных имен и пространных разговоров, все же «Падение Трои» — одна из самых несправедливо раскритикованных и забытых работ в истории кино.

rottentomatoes.com

На агрегаторе Rotten Tomatoes большинство разгромных зрительских отзывов носит откровенно расистский характер. Например: «Моя жена — гречанка, она была взволнована, когда увидела это шоу. К сожалению, греческих актеров в нем не оказалось, и когда появился черный британский парень, который играет Ахиллеса, моя жена встала и сказала: «Я больше не могу это выносить». Если вы хотите, чтобы ваше шоу было успешным, я предлагаю делать его исторически точным». Бедные британские зрители, интересно, что будет с ними, если они увидят советскую экранизацию «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона», в которой главные роли исполняют не этнические англичане, а Василий Ливанов и Виталий Соломин?

Сюжет: максимально коротко

Бесследно пропавший из колыбели принц Трои Александр (Луис Хантер), известный в народе как Парис, спустя годы на радость родным и на зависть латиноамериканским сериалам возвращается в семью. Свершиться чуду помогает небесное проведение — юношу ведет вперед богиня любви Афродита (Лекс Кинг), которую он выбрал красивейшей из трех олимпиек (Гера (Инге Бекманн) и Афина (Шамилла Миллер) остались очень недовольны), польстившись на обещание отдать ему сердце прекраснейшей из земных женщин. Вскоре молодого царевича отправляют с дипломатической миссией к спартанскому царю Менелаю (Джонас Армстронг), где он и встречает Елену Прекрасную (Белла Дейн). Они влюбляются и, поддавшись страстному порыву, бегут назад в Трою. Но Менелай не намерен терпеть оскорбление — он собирает греческих царей и лучших воинов, чтобы отправится на войну, которая продлится десять долгих лет и навсегда изменит судьбы героев и всего мира.

Чем сериал отличается от поэмы Гомера?

The Procession of the Trojan Horse into Troy / Giovanni Domenico Tiepolo / nationalgallery.org.uk

Взяв за основу поэму Гомера, Дэвид Фарр и его соавторы провезли в брюхе своего «троянского коня» немало сюрпризов для зрителей. Однако для начала стоит сказать, что они действительно вернули на свои места, по сравнению со многими другими экранизациями «Илиады». Благодаря сериальному формату, в котором дыхание эпоса чувствуется гораздо лучше, чем в самом длинном полнометражном кино, сценаристам удалось рассказать историю царевича Париса, которую обычно выбрасывают за ненадобностью. Вместо избалованного Дон Жуана он предстает трагической фигурой, несущей в себе страшную угрозу для собственной родины и вновь обретенных близких, принявших его как родного. В то же время он оказывается неспособен сопротивляться пылающей в нем страсти и желанию реализовать свой потенциал — иначе говоря, он не хочет прожить жизнь впустую. Выбрав Афродиту, он становится ее чемпионом и гибнет за любовь, как высшую (в его понимании) форму свободы.  

А вот предысторию Елены дают вскользь, лишь упомянув, что чуть ли не каждый второй герой троянской войны когда-то сражался за ее руку и сердце в состязании, которое выиграл Агамемнон (Джонни Харрис), лишь чтобы затем передарить трофей младшему брату — Менелаю. Зато ей вернули бальзаковский возраст (вопреки заблуждению, это 30–35 лет) и дочь на выданье, свататься к которой, собственно, и приезжал Парис — Александр. Елена опытнее и умнее молодого принца, как и большинства мужчин вокруг, но в мире греческого дворца она навсегда обречена быть лишь трофейной женой и матерью, что у нее как раз не слишком выходит («Быть может, теперь и с правильным мужчиной…» — замечает она позже наедине с Парисом). Бегство в Трою для нее не просто порыв, а осознанное и пусть и второпях, но спланированное решение. Она сама прячется в ящик с дарами царю Приаму, в последний раз притворяясь бездушной вещью. За морем она надеется обрести не только семейное счастье с любимым, но и субъектность, собственный голос и свободу, которых ее лишили, похитив еще в юности.

Netflix

Парис (Луис Хантер) и Елена (Белла Дейн)

Другими важными персонажами, которым не просто дали голос, но и вернули в историю, стали греческие боги: Зевс, Гера, Афродита и Афина. В последние десятилетия их модно было исключать из уравнения, но Дэвид Фарр возвращает им функцию зловещего механизма, превращающего личные драмы героев во всеобщую трагедию. Именно они используют порыв Елены и Париса как искру, чтобы разжечь казавшуюся людям невозможной войну между Западом и Востоком и решить за счет смертных собственный спор. Из-за этого бунт Елены вместо освобождения оборачивается новой клеткой, теперь уже для всей Эллады: от последнего слуги до великих царей — все оказываются скованны цепью кровавой распри.

При этом грекам кажется, что они действуют из собственных сугубо прагматических интересов. На предшествующих бойне переговорах они сразу обозначают, что возвращение Елены и попранной чести — лишь повод для разорения Трои и захвата ее богатств и транзитного торгового потенциала. Однако алчность царей — еще одна страсть, на крючок которой их ловят безжалостные боги. «Падение Трои» блестяще демонстрирует механизмы эскалации конфликта и раскручивания спирали насилия. Так боги заставляют Агамемнона ради ветра в парусах кораблей принести в жертву любимую дочь Ифигению (Лорен Коу), и сомнительная война за честь брата тут же превращается для греческого царя в кровную месть всем троянцам, которая должна хоть как-то окупить страшную цену (позже отголоски этой травмы раздуют и угли соперничества с Ахиллесом).

Netflix

Одиссей (Джозеф Моул)

Острее всего нежелание участвовать в войне выражено в образе Одиссея в блестящем исполнении британца Джозефа Моула, сыгравшего, кстати, в «Игре престолов» крутого дядюшку Бенджи, который спас Джона Сноу от армии мертвецов. Царь Итаки всеми силами пытается избежать участия в этой бойне (гомеровский эпизод с притворным безумием — один из первых в истории свидетельств откоса от призыва), а потом решает, что раз уж он попал в мясорубку, то надо постараться завершить ее как можно скорее, ведь дома его заждалась семья: жена Пенелопа (Эрика Весселс) и маленький сын. Это желание боги тоже кидают в топку войны, делая Одиссея одним из самых деятельных и хитроумных участников конфликта. Идя на одну сделку с совестью за другой, он в итоге мостит себе дорогу в персональный ад. Одиссей будет вынужден много лет скитаться по морям, проклятый людьми и богами. Но это, согласно Гомеру, уже совсем другая история.

Расизм или «историчность»?

Netflix

В сериале появляются и амазонки. Одну из них сыграла Нина Милнер

Раз уж мы заговорили про Гомера, стоит напомнить, что события «Илиады» и «Одиссеи» происходил за 300–400 лет до его появления на свет. Почти такая же дистанция отделяет его текст от классической Греции из школьных учебников с демократией, гоплитами и Парфеноном. Даже если учесть бурную историческую динамику последней пары веков, это можно сравнить с произведением Пушкина о временах правления Ивана Грозного, вдобавок встречающего в своих военных походах Шамаханскую царицу и 33 богатыря, ведь тексты Гомера — это чистейшее фэнтези.

Да и сама греческая литература представляет собой не строгие ряды расставленных по полочкам авторских тестов, а бурное море взаимопроникающих сюжетов и мотивов, написанных всевозможными творцами в самые разные эпохи. Поэтому вымышленная история падения полумифической Трои по своей природе — пластичный материал, отлично поддающийся переделкам и интерпретациям. К тому же Дэвид Фарр сразу обозначил, что работал не только с «Илиадой» и «Одиссеей», но и с более широким корпусом древнегреческих текстов и мифов (недаром на IMDb Гомер значится вдохновителем лишь пяти из восьми серий).

При этом нельзя забывать о том, что эпос живет и работает по собственным законам, малопригодным для современной литературы, что уж говорить про массовое кино. Его именами собственными, подробностями и мелкими деталями можно наполнить десяток сезонов, а вот привычной для зрителей драматургии едва ли удастся выжать хотя бы на один захватывающий пилот. Троянская война выступает лишь рамкой, событийным каркасом, внутрь которого каждому автору сегодня приходится помещать какие-то новые сюжетные механизмы и шестеренки на свой вкус.

Если примириться с этой довольно очевидной идеей, то у критиков «Падения Трои» тут же отпадает добрая половина аргументов. А следом придется признать и другой факт: большая часть обвинений постановки в неисторичности сильно отдает банальным расизмом. При этом если сравнить кампанию против черного Ахиллеса и скандал вокруг недавней темнокожей Анны Болейн с успешными кейсами тех же «Бриджертонов» или «Ведьмака», станет понятно, что консервативные охранительные настроения находят наибольший отклик в сердцах британской и российской публики — впрочем, эту тему лучше оставить политологам и социологам.

aeon.co

Мог ли Ахиллес быть черным? Этим вопросом задаемся мы, потому что трансатлантическая работорговля и грубые аспекты расовой теории XIX века наложили отпечаток на нашу культуру. Древних греков он не особенно интересовал: у них не было современных представлений о расе. Подробнее — в этой колонке.

Однако если все же попытаться хоть на секунду отнестись к подобной критике серьезно, уверенно можно сказать лишь одно: мы не знаем не только то, как выглядели герои Троянской войны, но даже какими их представлял себе Гомер. Мы знаем, что классические греческие скульптуры красили, но не знаем, в какой цвет. Зато мы уверены в том, что в средиземноморской ойкумене было огромное количество выходцев из Северной Африки и регионов Плодородного Полумесяца (современная Сирия, Турция, Иран и т.д.). И мы можем абсолютно точно утверждать, что жители Балкан и Малой Азии три тысячи лет назад были абсолютно не похожи на современных нам европейцев. Вероятность такого сходства настолько мала, что примерно равна шансу найти на раскопках Трои томик Шекспира или футболку с логотипом AC/DC. 

Что же до историчности в ее нормальном понимании, то постановщикам и костюмерам «Падения Трои» можно поставить твердую четверку. Конечно, сериалу не хватает голливудского бюджета «Трои» Вольфганга Петерсена. Зато приземистый городок из мазанок, скорее всего, куда лучше отражает реалии настоящей Трои, секрет неприступности которой в основном заключался в неспособности греков сколотить сколько-нибудь пригодную лестницу. Доспехи и оружие постарались сделать условно греческими, но при этом придать им грубоватую простоту. Засилье бронзы и использование заклепок радует глаз, а вот стремена у всадников — нет, но и придираться к тому, что каскадеры не сильно хотят работать без них, дело неблагодарное. Так что 15–20 миллионов фунтов стерлингов здесь освоили вполне достойно. 

«Троя» — до и после «Игры престолов»

«Троя» / Warner Bros.

Ахиллес (Брэд Питт)

Разбирая кейс «Падения Трои», мы не раз в шутку и всерьез упоминали «Игру престолов» — именно ее успех запустил новую волну интереса к всевозможным фэнтези, подобную той, что вызвал выход «Властелина Колец». Прямым следствием той моды нулевых и стал в 2004-м выход на экраны «Трои» Вольфганга Петерсена, которую написал начинающий сценарист Дэвид Бениофф, много позже вместе с коллегой Д.Б.Уайссом ставший шоураннером «Игры престолов».

Помимо вероятного знакомства на съемочной площадке с Шоном Бином (который в «Трое» сыграл Одиссея, а в «Игре престолов» — Неда Старка), опыт адаптации Гомера и успех блокбастера очевидным образом сказался как на карьере Бениоффа в целом, так и на его работе над сагой Джорджа Р.Р.Мартина в частности. Можно сказать, что обе «Трои» (фильм Петерсена и сериал Фарра) стали в каком-то смысле причиной и следствием появления на экранах «Игры престолов». Поэтому любопытно пофантазировать, как одна могла повлиять на другую.

В сценарии к «Трое» 2004 года Бениофф выбирает главным героем Ахиллеса, сыгранного Брэдом Питтом на пике формы — физической и актерской. А гомеровский эпос он обращает в очень запутанный, навороченный и масштабный, но все же боевик. Ахиллес в картине Петерсена — типичный брутальный мясник, без страха, упрека и жалости крошащий все живое на пути к славе. Чтобы заставить зрителей сопереживать его, скажем прямо, довольно свинским приключениям, авторы в противовес Ахиллесу предлагают совсем уж отбитых злодеев в лице Менелая (Брендан Глисон) и Агамемнона (Брайан Кокс), на фоне которых персонаж Питта действительно начинает выглядеть Д’Артаньяном, борющимся за все хорошее против всего плохого.

Netflix

Ахиллес (Дэвид Гяси)

Центральными темами его рефлексии становятся свобода и слава. Герой-богоборец, он не признает над собой власти ни небесной, ни земной, посылая при каждом удобном случае куда подальше и царей, и свою родню по бессмертной линии. Единственное, что по-настоящему пугает этого бунтаря с задатками рок-звезды — тихо помереть в постели и не запомниться потомкам. Но, к сожалению, для него, в мире «Трои» монополией на бессмертие и славу владеют только цари, умеющие на пустом месте развязывать распри, о которых будут петь, писать и снимать веками. Война, таким образом, становится для Бениоффа вожделенным экзистенциальным штормом, который смывает наносное и показывает каждому, кто он есть на самом деле: Ахиллес отправляется в рай, а Агамемнон просто сдыхает!

Художественный мир «Игры престолов» оказывается куда сложнее. Здесь уже нет героев в сверкающих доспехах, за исключением карликов, маленьких девочек, ну и Джона Сноу, который так до конца ничего и не узнал. Зато есть сложная сеть самых разнообразных персонажей с комком запутанных страстей и перверсий внутри. Насилие в мире фэнтезийного Средневековья «Игры престолов» не связано с войной как таковой — оно растворено в самом воздухе. Человеческая жизнь тут не стоит ни гроша, а значит, и вконец обесценивающая ее война не оказывает заметного влияния на здешний курс. На этом фоне сплочение всех местных царьков под единой сильной рукой воспринимается как безусловное благо, что в целом вполне отражает ситуацию реального перехода от феодализма к централизации, ведь при всех минусах государства-Левиафана по Гоббсу, оно действительно в разы снижает уровень насилия, запрещая подданным вершить самосуд и влезать в кровавые распри. И эта «благородная» цель априори оправдывает любые человеческие жертвы, ведь без этой болезненной, но необходимой процедуры все и так бы померли, не сейчас, так через годик-другой. Заметим, что «Игра престолов» могла вообще бы обойтись без белых ходоков, но для пущего драматизма революция разворачивается на фоне глобального похолодания. Впрочем, на излете спорного по всем пунктам финального сезона Бениофф и Уайсс как-то сами испугались своего тоталитарного месседжа и постарались закончить сериал на более соответствующей нашему времени ноте тираноборчества и парламентаризма.

В этом смысле «Падение Трои» оказывается куда более последовательной и бескомпромиссной картиной. Не влезая в дебри социальных формаций, сериал противопоставляет на экране два пространства: мир и войну с ее тотальным безумием. При этом Фарр совсем не идеализирует нормальную жизнь: да, в Трое воздух кажется чуть чище и свободнее, но и здесь есть смерть близких, предательство и страшный судьбоносный выбор, который приходится порой делать всем — от крестьян до царей. Разница лишь в том, что, принимая решение, ты отвечаешь за последствия и можешь встретить их с достоинством. А в ситуации войны герои постоянно оказываются перед выбором, где по дороге к меньшему из зол обязательно спотыкаются о большее, падают в пропасть и утаскивают за собою окружающих.

Несвобода, так пугавшая Ахиллеса из «Трои» Петерсена, здесь представляется главным свойством войны. При этом ее образ Фарр воплощает в виде раздора безжалостных и бессердечных богов. Он намеренно выносит войну за пределы человеческой природы и представляет ее чем-то внешним, привнесенным в наш мир извне, противным человеческой природе. Как черная дыра, она пожирает свет и затягивает в себя все живое. В ней никто — от последнего раба до величайшего из царей — не станет счастливее, не получит того, ради чего все затевалось.

Концентрируясь не на героях и героизме, а на последствиях и ужасах глобального конфликта, «Падение Трои» предлагает куда более современный и взрослый подход к истории, которая постепенно перестает считаться чередой завоеваний и завоевателей. Это осмысленное, законченное и безапелляционное пацифистское высказывание. И с ним в XXI веке как-то совсем уж неприлично спорить. Однако каким бы простым и заученным назубок не казался этот урок, его стоит повторять снова, снова и снова на современном, средневековом или античном материале в 2004, 2018 и даже в 2022 году.