Что пишут критики про «Юмориста», «Наркокурьера» и «Счастливого нового дня смерти»

«Юморист»

Максим Сухагузов, «Афиша Daily»:

«Вообще надо отдать должное режиссеру-дебютанту. Идов неожиданно в меньшей степени полагается на сценарные костыли (кроме разве что программного заявления к финалу, но и оно ловко подбивается инфернальным смехом) — это типичный сценарий режиссера под самого себя. В основном тут все сделано на уровне режиссуры — внятной и в то же время такой бархатной, как будто теплыми руками аккуратно работают холодным скальпелем, что уже в будущем может тянуть на режиссерский почерк.

Вполне себе живые, домашние и герметичные эпизоды соседствуют с двумя мощными центральными сценами, которые из горизонтальной истории отправляют героя в вертикальную плоскость.

Одна из них как раз про общение с космонавтом, которая решена как такой сакральный диалог практически с Богом о жизни и смерти. А вторая — в бане (бывшей церкви), где Аркадьев как раз напрямую сталкивается со смертью, при этом все за счет обстановки и ракурсов эффектно выставлено как древнеримская трагедия с предательством Цезаря».

Антон Долин, «Медуза»:

«К наступлению 2019 года Первый канал подготовил неожиданно наглую программу-пародию «Голубой Ургант». Бесстрашные молодые стендаперы Данила Поперечный и Илья Соболев, обычно не допускаемые до эфира на федеральных каналах, пришли на троллинг-шоу в костюмах а-ля 1980-е, были представлены как «сатирик» и «юморист». Они зачитали с эстрады монологи Михаила Задорнова и Яна Арлазорова, не поменяв там ни слова. По замыслу организаторов, эти давно устаревшие тексты должны были привести зрительный зал в состояние смеховой истерики — именно за счет своей затертости и искусственности. Трудно сказать, удался ли эксперимент в полной мере. Столкнувшись с совсем недавним прошлым отечественного юмора, публика отказалась узнавать себя вчерашних и искренне недоумевала: почему настолько несмешно?

«Юморист» показывает, как недалеко мы ушли от этого вчерашнего дня — или как стремительно, описав петлю, приближаемся к нему вновь.

И почему-то совсем неудивительным звучит на финальных титрах речитатив рэпера Фейса, всерьез озадаченного вопросами, которые так мучили Аркадьева. И ничего смешного в этом действительно нет».

Нина Цыркун, «Искусство кино»:

«Навык зрителя следовать по доходчиво обозначенному авторами сценария, режиссером и художником маршруту приводит к ожиданию трагического финала, когда мы видим, что, уезжая прислуживать по случаю дня рождения супруги высокопоставленного генерала, Борис забывает дома сумку, с которой всегда выходит на сцену. (Возможно, здесь намек на известный портфель Михаила Жванецкого, хотя Аркадьев, конечно, целиком вымышленный персонаж.) Трагедия и вправду случается, но Борис оказывается в ней не жертвой, а, напротив, кем-то вроде бога из машины, коннотируя поливалентность комбинаторики игры. Действие происходит в соответствующей травестированной обстановке — в отделанной мрамором многоярусной бане, перестроенной из бывшего храма. Видя, что Борис не пьет (он серьезно болен, ему нельзя), хозяин командует: «Шути давай!» — и порядком выведенный из себя за время сеанса ублажения юморист без стеснения выдает казарменные шутки насчет генераловой жены.

Пораженный в самое сердце неожиданным бунтом обслуги, которую высокий чин видит во всех нижестоящих, генерал падает замертво.

А авторы фильма прибегают еще к одной травестии, низведению кейса вниз по вертикали власти до пародии, инсценируя эпизод в виде имитации известной сцены смерти Сталина, многажды использованной в кинематографе (последний раз в одноименном комиксе Армандо Ианнуччи). Никто из приспешников не спешит на помощь. Они окружают труп, и кто-то замечает: «Обделался. Пусть уберут».

«Наркокурьер»

Станислав Зельвенский, «Афиша Daily»:

«Эрл — не такой динозавр, как Уолт Ковальски из «Торино», но около того. Он все время ворчит что‑то себе под нос про поганую молодежь, которая не отрывается от телефонов и не может дверь открыть без Google, и, например, без задней мысли пользуется лексикой, давно признанной расистской. Но он не мизантроп, он любит внимание, он приветлив — насколько может быть приветлив человек с лицом Клинта Иствуда. Он, наконец, недурно сохранился физически. Деталь, которая неизменно, вероятно, будет упоминаться в связи с этим фильмом: Иствуд даже не один, а два раза оставляет своего героя в постели сразу с двумя молодыми женщинами, которые, несомненно, получают за это деньги, но выглядят очень довольными.

Пусть это нелепо, смешно и, вероятно, предосудительно — но то, что Иствуд до последнего предпочитает троллить зрителя, а не трепать его ласково по головке, кажется чрезвычайно симпатичным.

Конечно, это ирония: только осел увидит здесь человека, который в сто лет зачем-то трясет своей вирильностью и бравирует архаическими представлениями о жизни».

Алиса Таежная, «The Village»:

«Примерно до середины фильма «Наркокурьер» и правда довольно увлекательный и психологически достоверный детектив о том, как обычный человек, по темпераменту перекати-поле, попадает в переплет к настоящим головорезам. Но как только начинаются исповедальные монологи и стенания об одиночестве, посыпание головы пеплом об утраченных возможностях и морализаторский финал с панчлайнами родственников (они, кстати, почти все до одного играют плохо) — дело труба.

Круто стартовавший детектив к финалу превращается в беззубую драму — главным образом о том, что близких надо ценить, пока они живы.

Посмотреть такое в конце трудного дня можно со спокойной совестью, но узнать режиссерскую руку Иствуда очень трудно: в его фильмографии почти каждый опыт успешнее этой премьеры».

Алексей Филиппов, kino-teatr.ru:

«Если вынести за скобки очевидный пожилой мейлгейз, «Наркокурьер» картина не такая простая, как кажется. Все последние ленты Иствуда про людей (не)героических профессий — американского снайпера, который перебил в Ираке рекордные 160 человек, спасая своих, героического пилота из «Чуда на Гудзоне» и других очень американских типажей.

Все они подернуты дымкой национального героизма, но вместе с тем всегда подсвечены сомнением.

Не возомнил ли себя мессией снайпер Крис Кайл, не обманулся ли гипер-профессионализмом пилот Чесли Салленберг. Многие герои Иствуда, выбирая между страной/долгом и семьей, предпочитают первое - и заставляют недвусмысленно страдать близких (Иствуд никогда не отводит камеру от этой жертвы). И тут режиссер не только репрезентует патриотический миф, но вольно или невольно критикует его, а в «Наркокурьере» даже провожает его на пенсию».

«Счастливого нового дня смерти»

Евгений Ткачёв, «Афиша»:

«С самого начала режиссер Кристофер Лэндон заявляет, что не будет изобретать велосипед заново, а будет следовать уже сложившейся концепции («День сурка» + «Крик»). Но поскольку он понимает, что на старом велике далеко не уедешь, то решает приделать к нему новые педали. Они не только крутятся быстрее (фильм стартует с места в карьер), но и набирают невиданные, по сравнению с первой частью, обороты. Лэндон начинает играть со своим очень метамодернистским каноном-конструктором — а за ориентир берет вторую часть «Назад в будущее» (о чем обязательно пошутят в картине).

Параллельная вселенная, альтернативный таймлайн — все это прекрасное поле для квазинаучных и кинематографических экспериментов.

В роли подопытной все так же выступает Три, однако в этот раз это уже не тинейджерская, а самая настоящая семейная драма (в другом измерении мать девушки жива)».

Денис Салтыков, RussoRosso:

«Если первая часть «Счастливого дня смерти» пародировала каноны слэшера, подавая их в сюжетной рамке «Дня сурка» (1993), то сиквел использует вторую часть «Назад в будущее» (1989) с ее идеей альтернативной временной реальности. Из-за этого смещения акцентов ключевая для оригинала линия с поиском убийцы отошла на второй план, а значит, и хоррор-компонент даже в пародийном виде свелся к еле заметному минимуму.

Это трудно назвать недостатком (есть много удачных продолжений, выдержанных в отличных от оригинала тонах), но «Счастливого нового дня смерти» все же производит ощущение недоделанного домашнего задания.

Пытаясь наделить события научно-фантастическим объяснением, режиссер и сценарист Кристофер Лэндон пропускает множество мелких деталей, без которых сценарий кажется небрежным».

Марат Шабаев, «Киноафиша»:

«Счастливого нового дня смерти» действительно дотошно повторяет концепт первой части, разве что немного по-другому тасуя персонажную колоду. С другой стороны, фильм Кристофера Лэндон никуда не двигается, а сам застревает в самоповторах и бесконечном замыливании главного приема. «Счастливого дня смерти» не был великим хитом или важной ступенью жанра, но зато очень бодро смешивал в себе драматизм «Дня сурка» и пародийную составляющую «Крика». Героиня Триш, попав во временную петлю, наконец-то смирилась с потерей матери, перестала пить и вести беспорядочный образ жизни. Сиквел снова тыкает ей в лицо уже решёнными проблемами, и самокопание начинается заново».