Спектакль

Живой труп

История бедного Феди Протасова располагает к школьным размышлениям об образе «лишнего человека». Жил без дела, пил и стыдился, стыдился и пил, и тянуло из душного мрака дворянского дома к цыганам — там, мол, воля, там страсть. А жена терпела, просила — да потихоньку, от порядочности, полюбила другого, тоже порядочного. И Федя рад бы уйти, но — начало прошлого века, церковный развод получить почти невозможно. И он инсценирует свою смерть. Время идет, жена счастлива в новом браке, он опускается на дно. Но однажды его узнают, заводится судебный процесс, то есть мелкие люди лезут в душу к троим честным. Федя, чтоб покончить со всем разом, стреляется в зале суда.

За этим почти детективом стоит, конечно, нравственная драма. Человек большого духа себя губит от безволия и, стыдясь, уступает дорогу умеренной посредственности. Толстой написал обстоятельный быт, крупные характеры и многолюдные сцены. Чтобы это адекватно поставить, нужны большая площадка, сыгранный ансамбль и другой режиссерский темперамент. Такое впечатление, что Марк Розовский слишком суетится, чтобы высказать идею — обличить наше недуховное время, разумеется, — и от этого целые сцены пускает на самотек. У него скучно решены цыгане: они должны быть — как у Кустурицы, а здесь — как на Курском вокзале; непонятно, с чего тогда к ним тянет Федю. Семейная история решена в духе мыльной оперы, причем каждый гнет свою линию. Галина Борисова в роли матери Лизы Протасовой очень точно играет современную тещу и дает житейские советы. Сама же Лиза (Наталья Юченкова-Долгих) изображает барышню и щебечет с наигранным простодушием. Цыганка Маша, в которую Федя влюблен, не лучше: Юлия Бружайте много машет руками и звенит монистами, но остается совершенно холодной, а когда поет, не попадает в фонограмму.

К счастью, все вышеперечисленное можно стерпеть ради Владимира Юматова в роли Феди. Человек с ленинской бородкой и выговором артиста Броневого сначала пробрасывает куски текста, будто разбегается, а потом вдруг выдает трагедию. Например, в сцене с князем Абрезковым (Игорь Старосельцев), где мир порядочный прямо намекает Феде: уходи. Или в сцене у следователя, где Лиза молчит, сидя в красивой позе, отвернувшись вместе с новым мужем от сцены допроса Феди — и от него самого. Это так картинно, так драматично, а главное — не мешает Юматову воспарить в исповедальном монологе. В финале, правда, всеобщий мелодраматический пафос захлестывает и его — но это на самом деле не так уж и важно.