Балет

Without Words. Nunc Dimittis. Duende

Десять лет назад за подобный прогноз на вас бы посмотрели как на человека в белой горячке. Тогда царил Мариинский театр, который со своими шикарны­ми примами брал одну репертуарную вершину за другой, и казалось, если уж где и суждено гениальному испанцу Начо Дуато ставить свои балеты, старые и новые, то это только там: Мариинка покупала только лучшее, она сама была только лучшей.

Пять лет назад от вас отмахнулись бы, как от рухнувшего с Луны. Михайловский театр выглядел твердым в своих намерениях шлепать вялые копии мариинской академической классики («Лебединое озеро» — это гастроли и туристы, а туристы и гастроли — это деньги).

Три года назад все выглядело особенно безнадежным. Владимиру Кехману хотелось посоветовать вернуться к бананам, торговать которыми у него получается хорошо: казалось, что про балет этот человек не поймет ничего и никогда, — не у всех же, например, есть вкус.

А потом его, наверное, похитили инопланетяне. Предложите объяснение получше, если можете. Потому что сейчас в Михайловском театре творятся вещи поразительные. Кехман пригласил директором по развитию Марка де Мони, того самого, который придумал Петербургу фестиваль старинной музыки. А главным хореографом — одного из двух ныне живущих гениев: Начо Дуато (второй — Уильям Форсайт, но пригласить его невозможно, его интеллект провалился в компьютерную реальность). Перед Владимиром Кехманом хочется снять шляпу, радуясь, что в первые анекдотические годы его руководства не пообе­щала ее съесть: сейчас пришлось бы. Михайловский театр из вечного второго решительно и умело, с полным знанием дела, нацелился стать единственным. А Начо Дуато показывает Петербургу два балета из своего личного золотого фонда — легендарные «Дуэнде» на музыку Дебюсси и «Без слов» на музыку Шуберта. А главное — новинку на музыку Арво Пярта: солистке Михайловского Екатерине Борченко, «которая меня вдохновила» (как говорит сам Дуато), уже за одно это грозит войти в историю. Потому что Дуато — это царь Мидас современного балета: танцуя его неописуемую, сложно-текучую хореографию, люди начинают выглядеть изумительно пластичными, музыкальными, талантливыми. За подобной метаморфозой московского «вечно второго» Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко наблюдали по крайней мере с отвисшей челюстью. И это счастье будет в Михайловском, как говорится, на зарплате. Ущипните себя.