Спектакль

Пойдем, нас ждет машина...

Что отдельно от всего радует в отечественной «новой драме», так это ее разнообразие. Вот, с одной стороны, братья Пресняковы — филологи и университетские умы; а вот, с другой, — «вороны-выскочки», идущие прямиком от почвы, то есть от вербатима и собственных дневников. Тольяттинец Юрий Клавдиев как раз из последних. Читая его пьесы, грешным делом вспоминаешь строчку из советской песни про то, что «пишет каждый в девятнадцать лет» — столько в них типично подростковых вещей. Энергии, максимализма, отчаяния, игры в «страшное» и игры в слова, пафоса и сантиментов. Но подростковых совсем не значит плохих. Это значит, что человек открывает мир — своими пятью чувствами и одной головой. А мир, как известно, жесток и обрушивает на эту, скажем мягко, голову всякие гадости. Про это вообще много пьес написано, и не только Клавдиева — скажем, тот же «Гамлет».

«Пойдем, нас ждет машина…» через чуть заметные цитаты в разговорах героинь меряется и с «Гамлетом», и с Достоевским. Но это не трагедия, а бытовой хоррор в болоте промышленного города. Две подружки, тоскуя по лучшей жизни, доходят до девичьей метафизики: одна (Алина Сергеева) кричит, что все мужики козлы и пора их перестрелять, вторая (Дарья Грачева) философски решает покончить с собой, чтобы посмотреть другие миры. Они отправляются за город, чтобы выполнить программу, и нарываются на компанию ублюдков; первую насилуют, вторая, в пределах допустимой самозащиты, убивает двоих одной вилкой. Что еще раз подтверждает: суха теория.

Перед Владимиром Агеевым надо снять шляпу: со времен «Пластилина» Кирилла Серебренникова мало кто из постановщиков «новой драмы» так виртуозно справлялся с программной чернухой. Клавдиев рассказывает историю во флэшбэках: окровавленные девочки приходят в себя на дороге, девочек держат в подвале, девочки философствуют дома. Агеев вместо ожидаемого натурализма дает дозу здоровой иронии: спектакль начинается как черная комедия. Специалист по отстранению, артист Алексей Багдасаров читает и пародийно обыгрывает авторские ремарки, герои говорят «как в жизни», но двигаются как мультяшные рэперы, и первая половина действия смотрится на одном дыхании. Правда, потом пьеса увязает в разговорах «о главном», и Агеев, который и сам к пафосу неравнодушен, сдается под напором автора. В финале на девочек льется патока и всепрощающий свет с ветвей мирового древа; но даже с таким финалом этот спектакль надо увидеть. Особенно тем, кому девятнадцать.