Спектакль в Москве

Одна и один

Замахнуться на утраченное время
(«Один и одна» Театра на Бронной)

Никто не сможет вам рассказать, о чём думает перед уходом из этого мира. Лучшие из рефлексирующих умов пытались веками донести откровения духа в угасающем сознании. А возраст уходящего и повествующего лишь предлог для мнимых экспертов и инсайдеров драматургического воображения.
Жизнь и состоит из надежд и предательств. Сливаются воедино пространства, языки, эпохи, лица и маски перед глазами одной из джульетт в миллиардных потоках себе подобных. В потоках сна и яви, где не различить правды от вымысла жизни, который и есть истина самая внушительная. Поэтическая речь как инсайдерская находка коллективной фазы быстрого засыпания.
Не было никакого Ромео, не было никаких детей, никаких белых халатов с металлическими репликами. Зал не может выйти из быстрой фазы и окунуться в трагический сон хоть немного глубже. Так и болтается в пограничном предслёзном состоянии час с небольшим, покуда аптекарь гипнотическим мановением руки не сведет героев снова там, где им и полагается встретиться, ибо любви на земле не бывает.
Ведь измена себе – прямое свидетельство страха смерти.
Заоконная анимация как отдельный способ свободы памяти. Вопреки отличной работе со звуком.
Визуальный ряд над сценой примитизировался лишь ближе к концу, особенно под эклектичное вокальное вторжение.
Василиса Перелыгина как механическое воплощение человека будущего: идеальные, уместные, мёртвые слова. Мы уже так переписываемся в соцсетях, мы уже так знакомимся. Мы уже так разговариваем в постели и с постелью, где лежат уходящие.
Мунковский вскрик в безнадёжной тишине от Александра Викторовича.