С годами Малый драматический театр все больше приобретает статус национального достояния, и неудивительно. МДТ — это полумифический зверь по имени «театр-дом», наследник прекрасной идеи. Это театр-монастырь, в отличие от многих — действующий, и еще как. Своих нынешних студентов, занятых в эпическом полотне по книге Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», Лев Додин отвез на север, в советский лагерь, а потом запер в Освенциме на 10 дней. Договорился с руководством музея-мемориала «Освенцим» и запер. Страшно? Очень. Только ведь границу искусства и патологии со стороны не проведешь. Над ней — на ней — уже четверть века бьется человек с внешностью ветхозаветного патриарха и железной хваткой: а как иначе совладать с женственной актерской душой. Стихийное укладывается в жесткие конструкции додинских мизансцен, в утонченные словесные партитуры педагога по сценической речи Валерия Галендеева. Это постоянная игра в рифмы, в «сестры тяжесть и нежность». Нежным, актерским был чеховский «Дядя Ваня»; теперь наступила пора тяжести.
«Короля Лира» репетировали два с половиной года. Разбирали, пробовали на главную роль всех протагонистов труппы и отметали один за другим поэтические переводы. В итоге остались Петр Семак и подстрочник, который написала Дина Додина. Человек с седой гривой, до неузнаваемости состарившей вечного Мишку Пряслина из «Братьев и сестер», и нарочито непроизносимый текст с архаичным синтаксисом и нецензурной бранью.
Питер Брук однажды назвал эту шекспировскую трагедию вершиной, которая никем не была достигнута — путь к ней «усеян останками прежних альпинистов: здесь Оливье, там Лоутон, просто страшно становится». В нашем театральном пейзаже разномасштабных останков не счесть. Ставили истории старого маразматика, благородного отца, деспотичного властолюбца. Лев Додин поставил опыт. Как «Чевенгур» был опытом, где «Кто-то сверху» наблюдал за устроением рая на земле, — так «Лир» становится опытом о пределе личности: сколько позволено? Сколько вытерпит? И какова ей нынче цена среди других людей, цена голого человека на голой земле?
Лир сидит на парусиновом стуле спиной к залу — устраивает театр для себя. Перед ним три почти одинаковые девочки (студентки с того самого «гроссмановского» курса) — медные волосы, простые белые платья. Как всегда, звучат слова старших сестер — не льстивые, торжественные. Как всегда, младшая нарушает ритуал и говорит о послушании и привязанности не к отцу, а к мужу. Все просто: Корделия (Дарья Румянцева) влюблена и обращается через голову отца к герцогу Бургундскому (Алексей Зубарев); но тот, поняв, что наследства не будет, только разводит руками. Звучит странная фраза: «Зачем же сестры выходили замуж, коль говорят, что любят только вас?» На ней-то Додин и строит свой сюжет.
Одно из кодовых слов в шекспировском тексте — природа. Та самая вселенская цепь бытия, которой связаны воедино и рой светил, и гад морских подводный ход, и человеческие души. То, что распадается на наших глазах. «Извращается», — говорит Глостер (Сергей Курышев), имея в виду затмения и неуважение к старикам. По Додину, извращение становится буквальным, под именем природы скрывается Фрейд: Лир своим дочерям и отец, и муж. Это сделано антиэротично и четко: вот Гонерилья (Елизавета Боярская) выходит от него в одном полотенце, вот они с Реганой, по очереди падая под настойчивого Эдмунда (Владимир Селезнев), кричат: «Отец, отец!» Это разлад между двумя поколениями и двумя моралями, ветхой и новой. Закон ветхий — бери свое, где видишь, око за око, стариков побоку — вполне устраивал Лира, пока он был силен. Этот мифический титан не различал греха. Как и Глостер, приживший незаконного сына, он слишком много себе позволил и теперь расплачивается. Его крушение — изнанка титанизма; сама декорация Давида Боровского как бы повернута в зал непарадной стороной: косые перекладины поверх черных холстов, внутренность ширмы — или пустоты.
Это мир черно-белый, как партия в шахматы, и такой же головной. Здесь не оставляет ощущение перетянутой груди, пережатого дыхания: даже текст создан, чтобы застревать в горле. Только Шут (Алексей Девотченко) извлекает из расстроенного мироздания ерническую, полузадушенную мелодию; потом фортепиано в углу будет играть само, как бы под невидимой рукой.
Финал — последнее видение сумасшедшего Лира: его милые девочки медленно ведут хоровод вокруг отца, а потом лежат мертвые — все трое как одна. Женское, раздавленное страшной любовью мужского; дети, раздавленные великим отцами; отцы, раздавленные своими прозрениями. Опыт окончен. Дальнейшее, как и положено в трагедии, молчание.
«Король Лир» в октябре 2010-го кардинально отличается от показанного в 2008-м. Не потому что актеры стали лучше играть (в этом театре можно не сомневаться в их профессионализме), а потому что для меня лично тема этого спектакля именно в этом октябре стала важной. И Додин тут как тут – его постановка сразу же становится личным высказыванием для конкретного зрителя. Он мне, зрителю, помогает, ставит проблему, отвечает на некоторые вопросы, подробно рассказывает, как быть.
Замечательно, что Додин поставил эту пьесу. Редкость для театра. Думаю, по двум причинам: во-первых, не в каждой труппе есть Петр Семак, во-вторых, не каждый режиссёр сможет поставить Шекспира для современного зрителя.
Для современного – не значит одеть на всех джинсы; это значит донести до нас с вами смысл трагедии, показать эту трагедию таким образом, чтобы перед нами были не шекспировские герои, а простые люди, мы сами, наши знакомые.
Отдельно нужно похвалить текст. Шекспир со сцены, оказывается, может звучать просто и красиво одновременно, без всяких привычных рифм и неясных метафор, а почти на нашем языке, сохраняя свою красоту и метафоричность. Перевод Дины Додиной во многом определяет доступность современному зрителю языка и кода этого спектакля. Нашел всё объясняющие слова Додин: "Нам очень хотелось сначала заставить себя услышать простые и грубые смыслы шекспировских слов... Убить поэтичность - таково было одно из наших стремлений. Убить поэтичность, чтобы пробиться к поэзии".
Додину, мне кажется, удалось шекспировским материалом донести актуальную мысль о необходимости любви между людьми, в семье, о необходимости семьи. Додин в очередной раз рассказывает нам, что такое хорошо и что такое плохо. Злые герои на сцене МДТ так чертовски хороши в своей злобе, что их не жалко. Старик Лир вроде бы тоже злой и постоянно бросает проклятия, но такому Лиру прощается это старческое ворчание. Семак создает образ не обезумевшего старика, он представляет нам своего Лира, как запутавшегося несчастного старика, которого за его ворчание нужно прощать. И зал прощает. Старики часто ворчат – и ворчание их надо слушать. Молодые часто говорят правду – и их правду надо уметь слышать.
Режиссёры пыжатся, придумывают новые ходы, мизансцены, фокусы, а Додин в этом плане спокоен. Он, казалось бы, и отдаёт многое на откуп свои великолепным актёрам, но не пренебрегает несколькими находками, которых в спектакле ровно столько, сколько спектаклю нужно. Белый таз Лир должен бросить. Прическа Шута повторяет прическу Лира. Молнии должны прогреметь. Король и дочери должны совершить на сцене потрясающий по своему эмоциональному напряжению танец. Свет надо потушить. И всё! Этого вполне хватит, чтобы получился одновременно классический и современный спектакль.
Темнота. Во втором акте Додин придумал замечательное погружение в темноту. Герои появляются на сцене и уходят с неё, сменяют друг друга в темноте. Полное погружение зала в действие. Стираются все границы. Нас вовлекают в трагедию. На сцене убивают – рядом убивают, ослепляют - значит ослепляют всех. Так, что страшно становится. В МДТ умеют создать единое пространство. «Король Лир» в этом плане – образцовый спектакль.
Также это элегантный спектакль. Есть время и желание прочесть имена костюмеров - Ирина Цветкова, Мария Фомина, Галина Иванова, Наталья Селезнева . Восхитительные платья трёх сестёр, белые свитера и куртки у мужчин, черная шаль Реганы… В этой пьесе и не может быть иных цветов – только белый и черный. Костюмы помогают спектаклю стать визуально стильным.
Ещё важный момент – Додин ставит не про Англию. И не про Россию. Про нас с вами он ставит. Благодаря переводу, сценографии, додинскому толкованию пьесы «Король Лир» в МДТ теряет черты английской пьесы и становится спектаклем, который одинаково поймут как русские, так и англичане.
Петр Семак. Вы садитесь на 3-й ряд, чтобы видеть его глаза. И, может быть, вы согласитесь со мной, что мы с вами на сцене МДТ можем наблюдать лучшего драматического артиста современной России. Без всякого преувеличения.
На обвинения этого спектакля в «обнаженке» ответил Петр Семак устами своего Лира. Он с ехидцей посмотрел в зал и обратился к некоей даме, которая вполне может сойти за зрителя, которого покоробили обнаженные тела. Лир, Семак и Додин ответили этой фразой всем ревнителям нравственности. Это важно: ничего безнравственного на сцене не творится. Лир снимает с себя одежды, подробно рассказывая о причине своего обнажения. И этот ход на эти слова – вполне верное режиссерское решение. Ничего плохого в моей голове в связи с этой сценой не возникло. Ну а если после спектакля у кого-то в памяти только и остался голый король, то этого кого-то остаётся пожалеть – он не только не захотел услышать Шекспира, но и оказался сексуально закомплексованным человеком. Некоторые зрители обвиняют МДТ в «извращении» сами не сознавая, что человеку обычному подобная сцена будет ясна как эпизод, показывающий и разъясняющий слова автора (и ничего пошлого и извращенского в этом не будет), человеку необычному в памяти останется только, простите, голый зад. Он не будет вслушиваться в слова, он почему-то будет смотреть на этот зад и потом только о нём и говорить, тем самым показывая свою зацикленность и, может быть даже, склонность к извращениям:). В зале были респектабельные дамы, которые не поморщились от знаменитой сцены. Эту сцену можно понять, не принять, но если после спектакля только она остаётся в памяти, то призыв Лира «Размножайтесь» услышан не всеми. Лир призывает зал, не смотря на свои ошибки, любить друг друга, «размножаться», продолжать свой род, не совершать его ошибок. Спектакль ведь не о том, какой может быть плохой семья. Спектакль в первую очередь о том, какая должна быть семья. Додин выступает против конкретной семьи, на её примере показывая, какой она не должна быть. И предлагает своему зрителю стать проще, образно - скинуть с себя одежды и тряпки, стать чистыми и искренними для любви, в том числе плотской. А кто-то из зрителей при этом при виде обнаженных тел не встаёт и не уходит, не закрывает глаза, а почему-то терпит, смотрит и потом негодует. Да если вас так возбудила мужская задница и вы её никогда не видели и вам это претит, так встаньте и уйдите, не мучайте себя. А то такое чувство, что негодует сплошь старые девы, которым вроде бы и неудобно, да дай-ка одним глазком посмотрю…
Подробно так останавливаюсь на этом, так как именно о таких поборниках нравственности и говорит Лир, снимая свои одежды. Процитирую отрывок из рецензии Татьяны Листаферовой: «Лир открывает непреложную истину, отражающую суть человека, представляющего собой не более чем нагое животное, которое, однако, под многочисленными масками будто паяц скрывает свою природу, создавая образ мнимой важности и ложной добродетели, прячет от любопытных глаз свои пороки, так или иначе все-таки проступающие наружу». Обвиняя этот спектакль в безнравственности, думаю, обвинители сами признаются в своих комплексах и недостатках. Ведь они могут даже не заметить оголенной сцены, «раздетого» пианино, пуговицы, которую просит расстегнуть Лир…
Удивляют также обвинения спектакля в нецензурной лексике. За время всего действия подобные слова встречаются раз пять, не больше и говорятся они вполне в контексте сюжета. Я не верю высокопарным речам Лира в переводе Пастернака. Я верю Лиру Семака в переводе МДТ – этот король может ругнуться и ругань его нисколько не коробит слух. Его проклятия пугают – это и нужно Додину.
В конце спектакля зрителю хочется примирения, хочется, чтобы Лир остался править с любимой дочерью, но Шекспир неумолим. В репертуаре театра Европы есть потрясающая «Зимняя сказка» с таким финалом, что идите и смотрите. В этом театре знают, что такое катарсис. В «Короле Лире» финал не такой эффектный и тихий, как в «Зимней сказке», но и здесь без катарсиса не обошлось. Две дочери лежат мертвыми где-то справа, словно, трупы в морге (у меня именно такая ассоциация получилась – уж очень злыми вышли эти героини), а слева рядом с честной доброй дочерью умирает несчастный Лир. Семак пять минут мучает зал своими рыданиями, шепотом, последней фразой, потом Додин добивает своим пианино без Шута и комок в горле обеспечен. Почему умер Лир? Что надо было сделать, чтобы так не случилось? Зависит ли жизнь детей от поступков родителей? Что я скажу своим родителям после этого спектакля? Что я скажу своим детям? На эти вопросы зритель после додинского «Короля Лира» ответы знает. Потому что пуговицу Лиру расстегнуть некому.
P.S.Критик «Индепендент» пишет после этого спектакля о «глубоком желании быть русским». Мы должны гордиться, что в Англии видели додинского «Короля Лира» на русском языке.
"Король Лир" 19 ноября 2015
Пётр Семак. Он смотрит в зал и я ловлю каждое его движение. Таким дряхлым он никогда не играл Лира. Его Лир постарел, осунулся, стал ближе. Семак играет так, что далёкая от нас трагедия становится близкой - его Лир тихо вздыхает над умершей дочерью и весь зал слышит этот вздох. На сцене не Семак, а Лир. Он только что потерял любимую дочь и просит расстегнуть пуговицу. Семак играет так, что в горле всё сжимается и сердце колотится. Счастье какое, что мы современники такого артиста. Его Мишка Пряслин в "Братьях и сёстрах" теперь только в записи, его потрясающему Протасову в Александринке не хватает, на мой взгляд, достойных партнёров и режиссуры. И Лир, получается, сегодня главная роль одного из лучших наших актёров. Видно, что Семак жадный до работы. Ему хочется играть. И как мне, зрителю, хочется новых ролей для него. Они будут точно в Александринке. Очень надеюсь, что будут и на родной сцене МДТ.
Дарья Румянцева. Я пока не видел её Лизку в новой версии "Братьев и сестёр", но уже сейчас радуюсь - какая же там прекрасная Лизка. Румянцева сочетает в себе одновременно и обворожительность, и актёрскую мудрость. Она говорит так точно и верно, ей так веришь, что тоже хочется новых ролей. В МДТ растёт большая актриса.
в МДТ огромное количество артистов, которым желаешь главные роли. Потрясающий в своей пластике, со своим голосом и лицом Станислав Никольский. Умный и откровенный, честный даже в роли злодея Владимир Селезнёв.
Сергей Мучеников играет короля Франции. Десять минут на сцене, но сколько несыгранных ролей в этом эпизоде, сколько мощи большого артиста...
Некоторые зрители пришли на Боярскую с Козловским и ворчали, что играет "второй состав". Так не хочется, чтобы МДТ превращался в театр со "звёздами". Потому что вторых составов у них не бывает. Роль Эдгара - мне кажется, роль не Козловского, а именно Никольского. У последнего нутро, что ли, больше подходит.
Додину удалось напугать, тем самым превратив шекспировскую трагедию в трагедию актуальную, понятную сегодня. Страшно в "Бесах", в "Жизни и судьбе". В "Короле Лире" страшно, когда Корнуолл (как всегда блестящий Игорь Черневич) выкалывает глаза Глостеру. И Додин выключает свет на сцене. Зал сидит в темноте, залу выкололи глаза. И дальше без остановки убийства и смерти, совокупления, темнота. Пьеса Шекспира в МДТ - не костюмная драма с изысками режиссёров, которым часто нет дело до автора, а драма человеческая, касающаяся каждого ребёнка в зале, каждого отца.
Додину удалось поставить на место всех тех, кого смущает голый мужчина на сцене. Шекспир так написал, а Додин прочитал, озвучил. И реакция некоторых тётенек на "Короле Лире" - отдельное удовольствие. Хихиканье в одном месте, гробовое молчание, когда Лир показывает в зал и говорит про кентавра, про то, как люди скрывают свои желания, как делают вид, что их не интересует то, что интересует каждого.
Последние месяцы я страдал на спектаклях Александринки, Молодёжного театра, ТЮЗа. От частой актёрской фальши, непопадания, существования на одной сцене великолепных Мартона, Дьяченко и порой пустой молодёжи. И вчера "Король Лир" в МДТ, где вся труппа, вся, ни на секунду не фальшивит, где каждый актёр, даже во второстепенной роли, проживает свои крохотные пять минут на сцене с таким же мастерством, что и Семак в роли Лира. Таких спектаклей может быть десять за всю жизнь. Благодаря МДТ - больше. "Королю Лиру" скоро будет десять лет, а Семак ещё не старик, хоть и играет старика. Сколько раз мы ещё сможем увидеть его спину, его сумасшедшие глаза и замереть в самом финале от его горестного вздоха?..
«Король Лир» - сложный, многозначный спектакль с мощным психологическим воздействием, наполненный ассоциациями и аллюзиями. Неслучайно, что он вызвал болезненную реакцию у некоторой части публики. Театр попал в те болевые проблемные точки общества, в которые и намеревался попасть. Со времен короля Лира проблемы взаимоотношений между людьми, увы, остались прежними. Этот спектакль о нас и окружающем нас мире. О недостаточной способности любить, об атрофированной порядочности, о предрассудках, которые извращают психику человека. Характер Эдмонда испорчен предрассудками, сформировавшими его комплексы, в не меньшей степени, чем порочной наследственностью. Герои пьесы Шекспира отражаются друг в друге, поэтому проблематика трагедии многократно усиливается.
Уже в первых сценах предопределен трагический исход. Корделия, лучшая из дочерей Лира, оказывается вовлеченной в создание гибельного круга, как и ее жестокосердные сестры. То, что она говорит – правда. Но что-то не так в этих словах и в тональности, с которой они произносятся. Для Корделии истина важнее любви к отцу. Кажется, что скажи она что-то другое, с другой интонацией, и все могло бы быть иначе. Именно она замыкает трагический круг.
Поступками Лира как будто движет кто-то, кто испытывает любовь и преданность. Этого испытания почти никто не выдерживает. Стремление его дочерей сохранить себя ведет к неминуемой гибели. Лир теряет все, что можно потерять: власть, королевство, дочерей, придворных и слуг, даже рассудок, превращаясь, как и Эдгар, в Бедного Тома. И если Бедный Том не покрыт одеждой из-за своей нищеты, то и Лир должен разоблачиться, поскольку стал отражением Тома, и граф Кент, и шут вместе с ним.
Когда актеры на сцене стали раздеваться, почтенная публика в зале зашумела, перепутав художественный метод со стриптизом. Обнаженность – одно из выразительных средств искусства, начиная с очень давних времен. Казалось бы, к этому уже нужно привыкнуть. Но нет, комплекс телесной греховности, внедренный в сознание в Средные века, до сих пор еще не изжит. В этом спектакле обнаженность – отражение незащищенности человека, обостренного чувства одиночества, и в то же время выражение откровенности, честности перед самим собой, разоблачение себя перед теми, кому доверяешь. Не случайно Лир – Петр Семак выворачивает свою одежду наизнанку, а на сцене расположены изнаночные кресты. По сути, в спектакле идет речь об изнаночной стороне реальности, которая есть в каждом человеке и которую невозможно отделить от лицевой стороны. Можно что-то исправить в себе, если получится. И по-настоящему отвратительны поступки, о которых напевает и говорит шут, а не голые тела. Не в последнюю очередь обнаженные тела актеров разоблачают ханжество.
Все, что происходит на сцене, так или иначе, фокусируется в образе короля Лира. Эта роль Петра Семака обладает невероятной магической притягательностью, сыграна, без преувеличения, гениально, на полутонах, без надрыва и разрывов. Лир претерпевает невероятные метаморфозы, падая с сияющих высот власти на самое дно жизни. Но все его психологические состояния, переданные актером очень точно и тонко, кажутся естественными: и своенравие деспота, и жестокие проклятия, и смирение перед лицом судьбы, и безумие, сквозь которое прорывается прозрение. Все изменчиво, но все едино, может быть потому, что за всеми этими состояниями скрывается потребность в любви, которую властительный король испытывает ни чуть не меньше, чем дрожащий от холода, измученный несчастьями старик. Выражением любви и гармонии является менуэт, возникающий в его воображении перед смертью. Все потерявший Лир сохраняет в себе некое качество, похожее на внутреннее величие. Это же качество сохраняется и в ослепленном Глостере Сергея Курышева, и в униженной Корделии Дарьи Румянцевой, что выделяет их среди других людей.
Потребность Лира в любви и утешении, не найдя реализации в пределах действия на сцене, обращена в зал. Судя по реакции большей части зрителей, это его желание находит отклик.
Спасибо театру за сложность и откровенность, за восстановление художественного чувства, утраченного за долгие годы господства соцреализма, опустившего искусство на уровень банальности.
Cпектакль стильный. Додин с Боровским создали атмосферу королевских покоев, не используя никакой роскоши. Все стены заколочены белыми досками крест-накрест. Что происходит при дворе, никому постороннему не должно быть видно. Разве только платья дочерей говорят, что их обладательницы – знатные дамы. Однако хоть платья и белые-нарядные, хоть воротники и круглые, а юбки стоячие, они просты, при ближайшем рассмотрении даже слегка комичны. Все остальные одеты в черно-белых тонах, лишь алые перчатки Шута (Алексей Девотченко) оживляют краски спектакля. Если его перчатки оживляют краски спектакля, то сам он – весь спектакль. Любимый персонаж Шекспира, в чьи уста он вкладывал самые остроумные и самые точные реплики, здесь лучше всех. Злобно кокетливый, чарующе противный, он все здесь делает с максимальной энергией (пожалуй, скорее отрицательной, чем положительной, а тут только такая и нужна): настукивает вальсики на пианино, снимает шляпу, оголяет лысую голову, вызывающе, с легким прищуром смотрит в зал, зевает, когда Гонерилья отчитывается отцу о своей любви. После того как Шут по пьесе перестает быть на сцене, пианино само аккомпанирует героям до конца. Увы, Шекспир не объяснил, почему в середине действия Шут исчезает. Но самое простое объяснение – невозможность быть в одних сценах с Корделией, потому как их должен был играть один актер, здесь явно не подходит. Здесь скорее выдуманная (или нет?) литературоведами причина – когда выкалывают глаза, травят, вешают – не до ШУТок. Надо отметить, Додин громче всего заявляет, насколько этот персонаж важен в трагедии, в конце первого акта. Акт этот заканчивается тем, что Лир выворачивает свое пальто наизнанку (вверх подкладкой, перекликающейся с костюмом Шута) и занимает место Шута за роялем. Но что конец первого акта! Уже в первые минуты спектакля Глостер объявляет, что сейчас придет Король. Дверь в фойе открывается, зрители синхронно оборачиваются и видят… его. Черная майка, белые штаны на подтяжках, черно-белые чулки а-ля тельняшка, шляпа черная обтрепанная. И красные перчатки. Первые доли секунды недоумеваешь, зачем Додин так вырядил короля. Правда, когда следом выходит Петр Семак в ночной рубашке и длинном черном шарфе, недоумение насчет королевской одежды возвращается. Не покидает оно до сцены бури, когда костюм «преобразуется» из плохого в худший. В этой сцене Лир, Шут и Кент (Сергей Козырев) встречают голого Эдгара (Данила Козловский). Именно голого! У Шекспира он обмотан куском холста, лицо измазано грязью. У Додина холста не нашлось, зато грязи хватило на все тело. Увидев такого нищего, Лир говорит-велит своим спутникам: «Расстегивайтесь!», и при этом сам снимает свое одеяние, оставаясь в одном шарфе. И вот четыре голых мужчины разных возрастов стоят на сцене Малого Драматического Театра. Надо сказать, у Додина даже в «Пьесе без названия» раздеваются Войницев с женой, и Платонов плавает голышом. Но в «Короле Лире» это не просто так - это унижение. Унижение Лира, унижение всех. А все по-разному его встречают. Шут – с привычной невозмутимостью, высококачественным кривлянием, с прямой спиной. И в такой ситуации выкобенивается – отпускает руки от шляпы, которой прикрывался, а она не слетает. Острит как всегда, только нет никому сейчас до этого дела, даже королю, который раньше не уставал это поощрять. Лир сутулится, прикрывается шарфом, и вообще всем своим видом показывает, что глубоко несчастен. Он скорбит по своей судьбе, на лице уныние, в глазах слезы, волосы прилипли ко лбу.
Проходят годы, десятилетия, века, накапливая многочисленные наслоения человеческого опыта, складывая массивные груды томов, когда-то написанных, изданных, прочтенных, поставленных… И сквозь пыль и паутину старых фолиантов мы видим все ту же не меняющуюся картину, без прикрас изображающую изнанку человеческой натуры, его неприкрытую природу со всеми ее изъянами, пороками, недостатками. Мы видим ее правдивый портрет, так искусно написанный величайшими художниками прошлого, виртуозно владевшими не только пером, но и мыслью, пронизанной глубоко философскими рассуждениями, тенденциями гуманистической идеологии XVI в., широко раскинувшей свои покровы над всей Старой Европой, но вылившейся в особые формы на исторической почве Туманного Альбиона, который подарил миру неоценимое сокровище литературы – Вильяма Шекспира. Его пьесы, закрепившие особенности общественной мысли Англии, воплотили некий синтез политических и этических воззрений, которые, однако, шагнув на континент, преодолели не только географические пространства, но и временные преграды, оставаясь актуальными не только для современников Шекспира, но и для людей бешеного, стремительного XXI века, ведь с течением лет меняется только форма, внешняя малозначимая оболочка, которая скрывает перманентную человеческую начинку, суть, которая остается неизменным содержимым. Недаром творчество Великого Англичанина всегда было востребовано, поскольку в любые времена отвечало существующим реалиям и звучало в такт проблематике общества, личности, государства. Так и по сей день ведущие режиссеры, известнейшие театры, популярные актеры берутся за постановку с одной стороны архаичных, но с другой таких остро актуальных произведений В. Шекспира.
Одним из наиболее популярных, полемичных, оригинальных воплощений всемирно известной шекспировской истории стала постановка Л. Додина пьесы «Король Лир» на сцене Малого Драматического Театра Европы. Премьера спектакля состоялась 17 марта 2006 годы, и за годы своего существования он успел удостоиться не только таких театральных наград, как «Золотая маска» и «Золотой софит», но и обзавестись массой характеристик, отзывов, рецензий, как профессиональных критиков, так и рядового зрителя, зачастую спорных и неоднозначных. Но вероятно в этом и заключается особенность спектакля, ведь если он порождает полемику, значит представляет собой действительно значимое, стоящее внимание явление в театральной жизни, ведь пустота, по сути, ничего породить не способна.
Тем более непохожей и оригинальной представляется постановка «Короля Лира» в МДТ, поскольку здесь консервативные почитатели Шекспира не найдут классического перевода пьесы, который неизменно звучал на подмостках многих театров, на смену ему приходит специально подготовленный для данного спектакля текст, который вероятно поразит зрителя сочетанием высокого стиля и нецензурной лексики… но это не создает диссонанса в восприятии… В конце концов, не будем снобами и закоренелыми скептиками! да и бранными словами в современном спектакле никого не удивишь. Гораздо важнее, что в постановке МДТ они не режут слух, бездумно употребляясь при всяком удобном и неудобном случае, а весьма органично и обоснованно вписываясь в контекст действия, отражая остроту той или иной мысли, которую автор стремится донести до зрителя.
Свой вклад в создание сложной конструкции спектакля вносит и своеобразное сценографическое решение, созданное Давидом Боровским. Исчерпывающая лаконичность создает пространство, максимально приспособленное для коллизий шекспировской драмы, где, будто в темноте, мраке времен безликая давность, затянутая в белые каркасы, лишь намечающие какие-то рамки в беспросветном потоке человеческого бытия, где словно тени прошлого, одетые в бескомпромиссно черно-белые одежды, но в то же время переживающие вполне земные, человеческие чувства и эмоции существуют герои. И только пианино, гулкое и настойчивое в своих порывах, так стремительно отзывающееся на настроения действующих лиц и сюжетные повороты, является своеобразным жизненным центром, может быть даже сердцем спектакля, поддерживающим жизнь в «белой клетке» декораций, где обитают отягощенные ненужными наслоениями предрассудков и пороков герои.
Благодаря оригинальным режиссерским решением зритель словно погружается в события драмы, присутствуя незримым наблюдателем, а порою оказываясь включенным в действие, когда герои пересекают пространство зрительного зала, аллегорично превращающегося то в замок Лира, то в необозримый простор беснующейся во время бури природы. Ощущение реалистичности, достигающееся не только за счет дождевых брызг, сверкания молний в то и дело открывающихся дверях партера, обнаженной натуры, в первую очередь является результатом предельно откровенной, порою звеняще правдивой и острой игры актеров. Так перед нами предстает сам седой Лир (П. Семак) порою наивно простой в обращении, порою царственно жестокий, в конце концов, жалкий и в то же время мудрый в своем помешательстве, раздавленный и смиренный в своей скорби по умершим дочерям, которые будто зеркало повторяют друг друга, причем даже Корделия (Д. Румянцева) не выглядит светлым непорочным ангелом на фоне своих старших сестер Гонерильи (Е. Боярская) и Реганы (Е. Соломонова). Они словно самим своим существованием являют укор Лиру за все грехи его жизни, присваивая себе право судить и карать собственного отца. И даже помощь со стороны Корделии выглядит как снисхождение, вынужденный долг перед родителем, которым предпочли поступиться Гонерилья и Регана. И так ярко и объемно проступает параллель между дочерьми Лира и сыновьями графа Глостера (С. Курышев), образ которого по ходу спектакля эволюционирует от жестокого и грубого деспота до отчаявшегося смиренного мученика. Эдмунд (В. Селезнев) также как и старшие дочери Лира, беспощадно карает порок в лице родителя пусть даже ценой собственного морального падения, и Эдгар (Д. Козловский), поборовший порок в себе, приводит к раскаянию и отца. С подачи последнего и под обстрелом метких, язвительных, изобличающих мыслей Шута (А. Девотченко), который словно сторонний наблюдатель и в то же время строгий критик, любую ситуацию выворачивает на правдивую изнанку, сам Лир открывает непреложную истину, отражающую суть человека, представляющего собой не более, чем нагое животное, которое, однако, под многочисленными масками будто паяц скрывает свою природу, создавая образ мнимой важности и ложной добродетели, прячет от любопытных глаз свои пороки, так или иначе все-таки проступающие наружу. Да, по сути, и невозможно существование идеального человека, добродетельного, честного, деятельного не только в своих собственных интересах, но и для общественного блага, т.е. образцового человека и гражданина, каким мыслили его гуманисты. Но ценность не в идеальной модели, она в раскаянии, смирении, стремлении к осознанию своей сути, своего предназначения, цели в этой жизни, в которой каждый идет собственным путем, но конечный пункт один, где всякий предстанет перед судом уже без всякой маски, лишь с грузом поступков и дел, свершенных им на Земле.
Да, Додинский МДТ очередной раз поразил!
Во-первых, неимоверной скукой. Не скажу, конечно, за всю Одессу, но те, для кого не было интриги, чем там у Лира все кончится, откровенно изнывали. Вроде, и играли в темпе, не изводили зрителя длиннющими патетическими монологами, а все равно тягомотина. Сочувствия никто не вызывает (кроме, пожалуй, Гонерильи-Боярской в паре эпизодов. Хорошо сыграла эту необходимость молчать стиснув зубы, когда тебя оскорбляют и топчут – чувствуется, что ох, этот счет обид будет предъявлен к оплате… Вспомнилась ее мама, игравшая во времена моего детства Герду: она с такой затаенной страстью, поджав губы, говорила: «Я найду тебя, Кай!», что становилось страшно за мальчика.) Никакого прозрения, перерождения героев нет... Лир как был деспотом и самодуром, так им и остался (впрочем, как и Глостер). Единственный, кто играет перерождение, так это Эдгар (Д. Козловский). Все перемены только внешние: дамы упаковываются в платья-футляры или раздеваются, Лир выворачивает наизнанку свой плащ, круг, как фортуна, разворачивает стойла-декорации то одним боком, то другим.
Видимо, для оживляжа и подготовки зрителя к неожиданной новизне актуального прочтения, Шекспира местами стали переводить со староанглийского на новорусский. Чтобы не утомлять длинными метафорами классика и как-то приблизить всю историю к публике, Лир, например, просто посылает Кента в жопу. Так прямо и говорит: «Пошел ты в …», и благородный граф Кент сразу понял и пошел. И Шут, видимо, устав долго и безрезультатно остроумничать, говорит Лиру, без всяких там оконечностей - мудак. И зрители согласно аплодируют. Шут резюмирует человеческую психологию в кратком: «Ради денег жопу лижем, ради места жопу рвем…» /ну, никак нынче не процитировать шекспировскую постановку без этого слова! Молодежь, теперь сможет к нему добавлять: как сказал классик…/ Не то, чтобы я из тех тургеневских барышень, которые не слышали таких слов (в наших театрах через культуру, так сказать, можно и к мату приобщиться:) если уж жизнь лишила тебя этой неизменной составляющей великого и могучего), но как-то горько становится от безнадежного понимания, что все самые искусные метафоры проигрывают лаконичности мата; что только непечатное дополнение говорит о том, что человек в свою речь (как выразился Жванецкий) вкладывает всю душу… Ну, видимо, это профессиональная болезнь словесников – придираться к словам. В жопу – это по-нашему достаточно мягко, подумаешь графья! Дальше было интереснее…
Эдгар стал Томом настолько бедным, что буквально снял с себя последние штаны! Метания по сцене голого Тома не оставили равнодушных в зале. Уж женская часть аудитории, безусловно, испытала великую силу искусства, созерцая прекрасно сложенного мужчину, которому (к вящему удовольствию зрительниц) никак не удается прикрыться ладошкой и измазаться грязью до невидимости. Эта сцена, надо признать, успокоила мои угрызения за бездарно потраченные деньги и время. Правда, терпеть пару часов занудства ради нескольких минут созерцания даже безукоризненной мужской попы – по-моему, нерентабельно. (Впрочем, видимо, не мне судить, я даже после рекламы голой задницы Клуни не смогла досмотреть их «Солярис»). В попытках найти высокохудожественное оправдание подумала, что ведь без Шекспира всякие пережитки интеллигенции не прониклась бы эстетикой обнаженного мужского тела, а те, кто пришел именно из-за этой задницы, могли так и не приобщиться к Шекспиру…- можно сказать, мультикультурный проект:) Да, нового прочтения, как теперь выражаются даже министры, - зашибись!:)
Ну, если молодой, прекрасно сложенный голый мужчина на сцене побуждает к нахождению аргументов «за» такое видение Шекспира, то когда раздели Лира (с Шутом и Кентом) – должна признать, такого авангардизма я не понимаю! Т.е. понимаю, конечно, что сейчас людей оскорбить почти невозможно: ну, как, скажите на милость, дать почувствовать унижение, кроме как выставить голым перед полным зрительным залом?! (В «Игрушке» Ришару оставили хоть пижаму!) А тут явно и актерам неудобно, и зрители смущены. Все как описывал другой классик: «Чувствуется, что ему рассказывали! Премии лишали, по больничному не платили, чтобы сыграл он чувство этого достоинства!»
Про это уже снял Марк Захаров в «Убить дракона»: Дракон демонстрируя Ланцелоту каких людей он воспитал, приказывает герою Збруева снять штаны, а потом спрашивает, кто же чудовище, он, отдавший такой приказ, или другой, с готовностью обнаживший свой зад. За 20 лет мы ушли еще дальше по этому пути.
Теперь ни одни спектакль не обходится без фокусов с водой и голой девицы, - уже приелось. Никакие бассейны и раздевания не спасают. (Тут тоже не обошлось без мытья ног Лиру!) Виктюк переодел мужчин в женские платья – голубые находки его театра тоже надоели. Теперь вот пошли эксперименты по раздеванию мужчин. Дальше, по логике, натурализм должен дойти до полового акта на сцене. Но реалити-шоу уже опередили театр. А теперь чем еще завлечь зрителя? Вспомнила старый, но не стареющий фильм Мамина «Окно в Париж». Там уже играли классику с голыми задницами, а что делать, если «Моцарт в штанах никому на фиг не нужен»?!:) А искусство убедительно «играть страсть, не снимая штанов» (Гафт) практически утеряно …
Робкие поскуливания мужа, мол, давай уйдем, на этой сцене с четырьмя голыми мужиками обрели непреклонную решимость пойти домой и выпить:). Он окончательно убедился, что театр – это для женщин:)
И ведь ни какая-нибудь антреприза, прославленный театр, с традициями, репутацией, претензией на высокое искусство… А не взяться ли нам за Вильяма, нашего, Шекспира!:) Можно, конечно, восхищаться минимализмом художника, вникать в философский смысл Ничто или проследить, так сказать, в контексте поисков мастера… Только смотреть скучно. И за театр, как искусство, обидно.
Смотрел в далеком 2006 году. Была премьера. Не понятно было, зачем было до нога раздевать главных героев. Производило совершенно дурацкое впечатление. Думаешь только о том, зачем они там голые, а не о спектакле. Интересно, все так и осталось или их все-таки "одели".
Обманщики! Пришла смотреть "Короля Лир" Шекспира, а получила смачный плевок в душу.Меня развели на 650 рублей. Если бы хоть примерно знала что увижу, ни за что бы не пошла.И дело не в том что актеры оголяются на сцене, кривляются и муссолят слово совокупляться, а в том что все это еще и бездарно! Мне испортили вечер. Отдельное спасибо корреспондентам афиши! Что же ВЫ людей-то дурите. Если бы не ваше мнение я не пошла бы в МДТ, а сходила бы в Ленсовета, БДТ или в Мариинский. Нехорошо! Не красиво как-то получается. Вам неловко сказать что король голый? Вам нравиться когда актеры харкают друг в друга? Это что? Искусство?. Если вы театрал и хотите увидеть хороший спектакль лучше сходите на "Испанскую балладу" со Стругачевым или на "Марию Стюарт" в БДТ. Люди!!! Не повторяйте моих ошибок! Кроме разочарования и сожаления о потраченных деньгах никаких эмоций.
“Короля Лира” я прочитала на третьем курсе университета, после того как преподаватель культурологии в сердцах воскликнула: “Что с вас, технарей, взять! Вы даже “Короля Лира” не читали!!!”. И если “Три сестры” для меня самая беспросветная пьеса Чехова, то “Король Лир” самая страшная трагедия Шекспира. История о людях, которых не за что жалеть.
На самом деле на сцене все выглядит намного страшнее и реальнее, чем на страницах книги. “Когда уходят старики, поднимаются молодые”. Честно говоря, я еще не видела настолько жестокой постановки, по крайней мере, зажмуривать глаза в театре мне ни разу не приходилось. От сцены веет холодом и запустением. Из декораций только расположенные крест-накрест доски, так заколачивают окна, когда покидают дом. В МДТ отказались от привычного всем перевода Бориса Пастернака и оставили по сути своей подстрочник, жесткий, резкий, и нередко грубый. Здесь Король Лир посылает графа Кента в ж***, королевский шут тоже не скупится в выражениях... Но в данном контексте выглядит это намного ближе к действительности и правдивее, чем хрестоматийное “Прочь с глаз моих!”
Для меня “Король Лир” в постановке Додина – это история глубокой обиды. Все поступки героев, страшные и жестокие, совершаются от обиды на отца, на дочерей, на сына, на брата. И здесь, действительно, никого не жаль: ни Короля Лира, который в припадке гнева кричит младшей дочери Корделии: “Лучше бы ты совсем не рождалась! Раз не умеешь мне угодить!”, а старшей, Гонерилье, он желает, чтобы “если родится ребенок, он был из селезенки". Старшие дочери пытаются сплавить отца друг другу, младшая идет на них войной с целью уничтожить.
Когда Лир, в простой рубахе до пола и в белых шерстяных носках медленно идет по проходу, останавливается и внимательно вглядывается в лица зрителей, становится не по себе. Не помню, чтобы когда-либо актер смотрел на меня прямо в упор. Оставив первые ряды партера в смятении, шаркающей походкой Лир подходит к сцене и тяжело поднимается по лестнице. Неужели этот человек – Петр Семак? Астров, Вершинин, Кардинал Чибо? Вместо черных как смоль волос – седой парик, вместо высокой статной фигуры – сутулая спина. Но, тем не менее, это не восьмидесятилетний старец из трагедии Шекспира. Передо мной вздорный старик, привыкший, чтобы все шло по его желанию. Он придумал правила игры и требует им следовать. Понимает ли он, что старшие дочери не любят его? Я думаю, понимает. Только глупец может обмануться, услышав такую циничную, грубую лесть.
В этой сцене актрисы чеканят слова, не оставляя места для эмоций. Екатерина Тарасова в роли Корнелии, Дарья Румянцева в роли Реганы. Роль Гонерильи исполняет Елизавета Боярская. Я думала, она уже давно в Лире не играет, и даже не надеялась увидеть ее имя в программке спектакля, не говоря уже о галочке напротив фамилии. Лиза прекрасная театральная актриса, способная передать множество эмоций одной только мимикой. Раздражение на младшую сестру за то, что та не сумела подыграть отцу (и здесь не столько беспокойство о сестре, сколько о том, что отец теперь будет жить с ней, Гонерильей), гнев на Лира, который кричит на ее слуг, обида и ненависть. Думаю, неслучайно Лизе досталась роль самой сильной и решительной из сестер. Есть в актрисе мощный внутренний стержень, который отличает всех ее героинь, по крайней мере, тех, кого я видела.
Но если вернуться сюжету постановки, намного больше истории Лира меня поразила трагедия Глостера. Также как и Лиру, этому персонажу нет никакого дела до своих детей, но если первого сына он просто не замечает, то второму при каждом удобном случае, наедине или в присутствии посторонних бросает хлесткое: “Ты, ублюдок!”
Когда-то роль Эдгара, сына Глостера, стала дебютной в карьере Данилы Козловского. Сейчас эту роль исполняет Станислав Никольский. Он играет очень хорошо, но несколько раз за спектакль при взгляде на актера у меня возникает ощущение дежа-вю. “Дьявол, там дьявол” – кричит Эдгар, выглядывая из-за плеча Лира. А мне кажется, что это Саймон из “Повелителя мух”: “Это...это...Дьявол! Нас учили, что нельзя сотворять жертвенники, нельзя поклоняться дьяволу! Джек, ты же староста!”
Джек тоже присутствует на сцене. Но на этот раз Владимиру Селезневу досталась роль Эдмунда, незаконнорожденного сына графа Глостера, брата Эдгара. Владимир Селезнев один из моих любимых актеров в МДТ, эпизод с платком просто шикарно отыгран им и Сергеем Курышевым. Показав отцу свою окровавленную руку (смотри, отец, я заступился за тебя!), Эдмунд наблюдает, как тот достает платок, и взгляд парня наполняется надеждой. Может, хоть сейчас отец проявит свою заботу! Но граф Глостер не протягивает платок своему сыну, он медленно подходит к лежащему неподалеку кинжалу, чтобы завернуть орудие преступления. На руку сына он даже не взглянет, ему просто нет до него никакого дела. С каким разочарованием и злостью достает Эдмунд платок из своего кармана и самостоятельно перевязывает ладонь! Мне кажется, именно в этот момент он понял, что отец никогда не полюбит его.
Сам же граф Глостер, жестокий и невнимательный в начале, меняется к концу постановки. Ослепленный своими врагами, духовно он наконец-то прозрел и раскаялся.
Потому что “самое главное в мире глазами не увидишь”.
Отзыв от 2015 года
Такого прочтения спектакля я не ожидала, мне страшно повезло и я сидела прямо напротив пианино, то есть через какое то время голая жопа была не там где-то на сцене, а прямо перед моим лицом).
Спектакль в целом не понравился .Тема- шикарная история ,а спектакль не соответствует. Постановка не в классическом стиле ,на любителя. Минимализм во всем !На сцене декораций минимум,за все время ,а это 3 часа ,трон и телега,и еще хлам какой-то .Костюмы - лохмотья,несмотря на королевскую историю.Не буду касаться игры актеров,потому что современная постановка спектакля не нравится . Ходили 30 декабря 2018 ,места балкон 1 ярус ,1 ряд,2.3 место. Видно с этих мест хорошо.