Спектакль

Черное молоко

Молодой екатеринбуржец Василий Сигарев, чья пьеса "Пластилин" два года назад была поставлена Кириллом Серебренниковым, стал совершенной знаменитостью. Только с начала сезона в Москве вышли две постановки его пьесы "Черное молоко". Первая - в Театре Гоголя (об этом шла уже речь в прошлом номере). Вторая - в театре "У Никитских ворот".

Марк Розовский, и прежде не пренебрегавший возможностью стать ближе к народу, искал пьесу о том, как живется на Руси. Нашел "Черное молоко" - и обрадовался. Потому что так жестко и вместе с тем сентиментально, как Сигарев, о том, как живется на Руси, пишет только учитель Сигарева Николай Коляда. Как и они, Розовский считает: любите нас беленькими - полюбите и черненькими; чтобы любить родину, надо не брезговать к ней прикасаться. В театре "У Никитских ворот" прикоснулись - и увидели Россию "за стеклом". Вернее, за шершавой нечищенной пластмассой, перекрывающей сцену от софитов до рампы. За этим условным стеклом - провинциальная вокзальная касса, в окне - приторговывающая паленой водкой кассирша. На скамейке - двое заезжих фарцовщиков с клетчатыми "челночными" сумками и маленьким магнитофоном, из которого несется: "Стоят девчонки - юбки по колено - у перехода метрополитена". Она глубоко беременна. Что не мешает ей таскать здоровенные челночные сумки, курить ментоловые, животом пинать обидчиков и хлебать самогонку. Потом она родит, станет похожей на человека - вроде принимавшей роды местной тети Паши, живущей по принципу: "Они тебе говно - ты им добро". Но ненадолго, до первой мужней зуботычины. Тогда, расставляя все точки над "i", эти две заезжие сволочи (с которыми, коль уж спектакль идет в Москве, предлагается соотнестись столичной публике) умчатся из благословенной провинциальной дыры (она же - родина автора пьесы, то есть собственно Родина). Представить эту историю поставленной на "собственно Родине", однако, непросто: пьесы про благодатную провинцию в любые времена писались для столицы.