Спектакль

Лир король

«Эрмитаж» - любимый театр моей театральной юности – медленно уходит от нас, растворяется в тумане памяти, исчезает вместе с воспоминаниями о юном пацане в зрительном зале. О самом себе, которого тоже уже никогда не будет. Который повзрослел.
Но зритель, ценитель того, «золотого» периода «Эрмитажа» - никуда не делся, и он снова хочет в театр, как прежде, «на Богданову». Да, именно о ней, яркой, гениальной актрисе самого сильного периода культового авторского московского театра – и будет сегодня рассказ. О ней, звезде первого левитинского курса, первой попытки режиссера самому вырастить себе артистов. О самой яркой актрисе выпуска 94го года, который почти целиком остался в Эрмитаже. Нет, не рассказ даже – будет гимн. Песня. Гений и талант пою, как сказал бы великий Бредбери.
Писать сложно. Человека не раскроешь фейсбучной строкой. Отзывы о спектаклях и ролях – вообще неблагодарное дело. Плохой отзыв вызывает недоумение. Хороший – зависть читателя. Ты посмотрел, ты задыхаешься от восторга – а я-то тут при чем? – спросит читатель. И только очень хороший отзыв – только он – вызовет правильную реакцию. Я тоже хочу – скажут твои читатели и пойдут в Эрмитаж… Но у Богдановой теперь только четыре спектакля – и все.
А ведь она – Ирина Александровна Богданова – еще молода, жива, и, слава Богу, здорова. Только вот в театре не бывает вечных звезд. Все правильно, ведь так и должно быть – теперь на сцене блещут юные актрисы. Это даже хорошо - корифеям театра стало возможно вздохнуть – появилось время для антреприз, подработок. Они по-прежнему востребованы, но на свои, острохарактерные роли. Большинство прежде ежедневных репетиций – теперь с молодежью. Главный режиссер, автор и создатель театра, выпустил уже не один новый курс в театральном институте. И теперь на репетициях он хвалит молодых актрис, точно и филигранно выполняющих режиссерские задачи. Уверен, что мастер благодарен своей актрисе – ведь успех молодых получается потому, что накануне вечером или ночью Ирина Александровна работала с ними, придумывая девочкам фабулы и варианты ролей. Да-да, вечером или ночью, после спектакля, когда уже почти нет сил – Ирина находит в себе мотивы для занятий с молодыми. Но знает ли он, как нелегко звезде нашей юности, передавая свой талант, способности юным актрисам, отказывать себе в главном – в собственной актерской самореализации? Знает ли он, что такое для артиста встреча со зрителем, финальные поклоны, аплодисменты и цветы, которые несешь в гримерку? Наверное, я открыл секрет. Я понял, куда Ирина Богданова направляет эту силу, эту огромную энергию актерской души.
Зрителя не обманешь. Я ловлю, слышу «богдановские» интонации у молодых актрис. Однажды даже, в ключевом моменте гениальной главной роли новой и уже абсолютно «эрмитажевской» актрисы я обернулся в зал (Богданова сидела на премьере совсем рядом). Тихая, сосредоточенная, сидя в зале - она вместе с актрисой на сцене играла эту же роль. Губами, глазами, кончиками пальцев – она передавала из зала на сцену свою, удивительно женственную и обаятельную актерскую силу. И юная актриса, тонко чувствуя свою наставницу, перенимая ее отчаянный темперамент – творила на сцене чудеса. Ирина Богданова знает какие-то тонкие клавиши человеческой души, она умеет передавать молодым актрисам не просто мастерство, а частичку своего внутреннего чуда. Поэтому все было отлично, спектакль стал очень успешным, но… Я понял, что я хочу на новые спектакли с самой Ириной Богдановой.
Несмотря на то, что с 80х годов я смотрю все премьеры Эрмитажа (так вышло, что с детства я очень люблю этот театр) - мы не знакомы с Ириной. В юности, на «Леокадии», играя отчаянную и развязную девушку, артистка посреди действия села мне на коленки прямо в зале – но это была роль и актерское задание, да и я, признаюсь, остолбенел… После мы тоже никогда не встречались, хотя при этом уже много лет узнаем друг друга в зале и мило здороваемся (наверное, Ирина просто привыкла меня видеть на премьерах, хотя сама, увы, все чаще смотрит спектакли с нашей стороны сцены).
У Ирины нет соцсетей и инстаграма. Из слухов театральной тусовки я немного знаю о ней. Знаю, что всю себя она посвятила любимому театру. Знаю и другое – об остром и сложном характере, свойственном творческому человеку, о том, как порой ярко реагируют ее коллеги на реплики актрисы, какое сложное и порой непримиримое отношение вызывают в театральной среде ее слова и оценки. Но знаю и то, что даже самые сердитые коллеги начинают с одного - с потрясающего таланта актрисы. Знаю, что она постоянно отказывается от киноролей, мечтает снова выйти на сцену. Знаю о ее потрясающей верности главному режиссеру, о трогательном отношении к нему, как к целому миру, который изучать и изучать. Знаю, что вечерами и ночами репетирует с молодежью, знаю, как любит выдумывать им нестандартные ходы, и как радуется их успехам на сцене. Знаю, как , как думает и готовит, как надеется выпустить свой собственный спектакль – о любви, и работает с артистами. Повезло тебе, хороший артист и человек Станислав Сухарев, и сейчас я не только о твоем великолепном актерском таланте, но и вообще о счастье быть с такой актрисой в одном проекте. Слышал, что живет она очень скромно, абсолютно не замечая многих бытовых деталей, отказываясь от приработков и антреприз, впрочем, это не мешает театральным дамам восторгаться стилем и вкусом в ее одежде.
И все же…что делает актрису - настоящей? Почему зритель жаждет новых ролей Богдановой? Давайте немного разберемся. У нее потрясающая способность к перевоплощению. Хотите девочку из «Лели и Миньки»? Или герцогиню в «Стакане воды»? В спектакле «Моя старшая сестра» Богданова появляется в роли Нади, в «Моей тени» она была певица, а в «Снимке Бога» вообще играла необычную монахиню. А одна из лучших ролей прошлых лет – вообще без слов. Это Катрин, немая дочь мамаши Кураж. Не проронив ни одного слова – актриса постоянно играет (и как!) на сцене! Спектакль, увы, сейчас почти не идет.
Режиссер Рубен Сергеевич Агамирзян как-то заметил, что актер - единственная творческая профессия, где объединены неразрывно в личности художника творец и материал, из которого он творит. Поэтому актеру сложнее всего. У художника-живописца есть хотя бы кисти и краски, у скульптора — резец и мрамор, у писателя — слово и орудие его закрепления — перо и бумага. У актера вообще ничего такого нет. Есть только он сам: его тело, голос, разум, память, характер, мироощущение, мировоззрение — все вместе, в итоге из этого он конструирует свое творение — новую личность на сцене. Но как ей это удается?
Начнем с того, что лежит на самой поверхности, — потрясающие внешние данные Ирины Богдановой. Конечно, привычный к театральному анализу, я мог бы сейчас наукообразно разбить всё на составляющие - внешность, фигура, рост, черты лица, осанка и т. д., но тогда моя «песня об актрисе» стала бы лирикой… Да и вообще, является ли внешность решающей? Разве не знаем мы актеров и актрис, которые добились вершин сценического и киношного творчества, будучи, скажем так, совсем не красавцами и красотками? Я всегда с удовольствием смотрю роли тех, красота которых совершенно внутренняя, идущая от души, влюбляющая обаянием - Олеси Железняк, Лии Ахеджаковой, Инны Чуриковой, Татьяны Васильевой…
А может, дело в музыкальности голоса Богдановой, в ее изумительно тонкой пластике, потрясающем движении и фирменной способности на секунду «эффектно застыть» в самой живописной позе, что хоть художника вызывай? И опять, похоже, дело не в этом, нам известны звезды, коим не удается вообще никакое движение под музыку, не говоря уже о «пластических высотах». Иногда диву даешься, вспоминая, что эти действительно великие артисты где-то когда-то (хотя бы и давно) кончали театральные учебные заведения, а ведь предметы — ритмика, танец, сценическое движение, вокал — там обязательны. Так, например, Сильвестр Сталлоне, любимец миллионов, родился с параличом лицевого нерва. Лицо Сильвестра лишено мимики, из-за чего его часто дразнили в школе. Но этот дефект Сильвестр смог превратить в фирменные качества, из-за которых он запомнится нам надолго.
Значит, главное все же в таланте актрисы? Или в тонком понимании задачи режиссера? Или в умении воспринять его замысел, выносить его в себе, сделать его мысли и идеи частью своего амплуа? И может тайна как раз и состоит в том, чтобы жить, дышать, думать – повторяя внутри себя его театральные задачи – и это и есть высшее служение театру для актрисы?
А может, дело совсем в другом? Что, вспоминая безликих, но талантливых актрис, я вижу и Богданову, у которой потрясающая внешность. Зная других, немузыкальных и непластичных – я ценю ее, гибкую, тонкую – у которой все это есть. Что вдвойне заметен талант, когда он умножен на потрясающие внешние данные и дикую работоспособность и усердие?
Может, поэтому сегодня я посвятил столько красивых строк этой замечательной актрисе. Любимой актрисе своего режиссера, его неутомимой помощнице, подарившей театру свою жизнь и карьеру. «Беги из театра, девочка! Беги, пока не поздно! - говорила молодым актрисам великая Раневская – Чтобы не разделить мою судьбу.» Но вот только сегодня, как и тогда - молодежь остается в театре – потому что юные дарования хотят стать такими же актрисами.
И поэтому хочется в театр. На Богданову. Хочется вернуться – в юность, в романтическую пелену далекого тумана, которая все дальше уходит, тает и исчезает вдалеке, оставляя тебя наедине с вопросом – так было все это, или нет?

"Короля Лира" мечтает поставить каждый режиссер, долго находящийся в театральной сфере", - такими словами встретил нас вышедший поприветствовать зрителей перед началом спектакля Михаил Левитин. Возможно, он прав: как роль Гамлета становится своеобразным маркером в карьере актера, так "Король Лир" и какая-нибудь из чеховских пьес - "Вишневый сад" ли, "Три сестры" ли - становится маркером в творчестве режиссера. Поэтому подобные постановки неизбежно сравниваешь с другими увиденными. На этот раз сравнение, увы, не в пользу театра "Эрмитаж".

Спектакль начинается рассуждениями о том, что Л.Н.Толстой не понимал всемировой любви к Шекспиру, на протяжении своей долгой жизни перечитывал его пьесы и, как оон сам писал, "не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение". Если режиссер хотел добиться именно такой реакции зрителя, то ему это, пожалуй, удалось.

Атмосфера постоянно нарастающего безумия, так чувствующаяся, к примеру, в версии "Сатирикона", здесь не ощущается вовсе. Все попытки усилить впечатление неизбежно проваливаются. Жанр высокой трагедии приведен к пошлому фарсу.

Безусловно, сюда стоит идти, если вы любите Михаила Филиппова. Ради его безупречной, изумительной игры в роли Лира можно высидеть три с лишним часа тягомотной скуки.
Но несчастная Корделия - не знающая, куда себя деть на сцене все эти три часа, троекратно зачитывающая названия эпизодов на русском и английском, напоминает старые самоучители по английскому с аудиокассет.
Но Шут - прекрасно играющий на тромбоне, но при этом временами переходящий на битбокс или английские ругательства.
Но Эдгар и Эдмунд - одетые в хакама, с выбеленными лицами, дерущиеся на палках и периодически изрыгающие из себя поток условно-японских слов.
Но Освальд - с накладной задницей, извивающийся и вихляющий так, что лично я поставила бы ему диагноз "ДЦП".
Но отара овец, которых гоняют по сцене туда-сюда - нет, не настоящих, хотя я бы не удивилась. Впрочем, овцы как раз весьма милы.

Но, но, но.

При всем вышесказанном Левитин зачем-то сокращает пьесу, обрубая ее на том моменте, когда Корделия ведет войска на сестер и встречает отца. Непонятный, неуместный, не-ко-времени счастливый конец, радующий только тем, что можно наконец-то выдохнуть, встать и выйти из зала, отдав, разумеется, должное актерам, которые уж ни в чем не виноваты.

Итого: 4/10, исключительно благодаря Филиппову.

Неудобно, когда атмосферные спектакли не складываются. Юмор не смешной, местами изнуряют вкусово неудачные сцены. Но Филиппов крайне талантливый актер, даже там прекрасен. Бедной Корделии нечего делать на сцене. Элиас Файнгерш, Влексей Шулин и конечно же Михаил Филлипов - то немногое ради чего стоит идти на спектакль