Гурьев успешный журналист, который себе не принадлежит, чертовски много пьет, не умеет отказывать, ведет ночной образ жизни, чем травмирует домоседку-жену. Ремейк феллиниевской «Сладкой жизни». Поскольку сюжетная канва одна, интрига заключается в сравнительном анализе городов-героев. Сравнение не в нашу пользу: Рим 1950-х и Москва нулевых разнятся, как пьянство и алкоголиз м.
Драма |
16+ |
Филипп Янковский |
9 октября 2002 |
9 октября 2002 |
1 час 37 минут |
Успешный московский журналист Гурьев (Хабенский) плывет над Москвой на воздушном шаре в составе телегруппы. Катает знакомую поп-певицу по рассветному городу на лошади и занимается с ней любовью в конюшне. Выгуливает по городу корейскую оперную приму, помешанную на бездомных собачках, в то время как жена напрасно ждет его в собственный день рождения и с горя глотает таблетки. Гурьев до обидного повторяет траекторию римского журналиста Марчелло из фильма 1959 года "Сладкая жизнь".
Коллеги Гурьева говорят, что гурьевых в реальной Москве не существует. Мне этот упрек не кажется состоятельным: от того, что говорят пожарники про фильм "Ад в поднебесье" или пилоты про фильм "Экипаж", для остальных те менее интересными не становятся. Недавно мне довелось говорить с офицерами подлодок по поводу "К-19": заметив, что лодка в принципе не может всплывать на ходу (краеугольный эпизод для интриги фильма), они сказали, что плакали, что дух передан верно и что им это всплытие глаз не резало: "Кино ведь должно окупаться, а выглядит эта сцена эффектно".
Недостаток фильма не Гурьев - он, в конце концов, не персонаж московской реальной жизни, а персонаж из ремейка феллиниевской "Сладкой жизни". Если в фильме есть принципиальный недостаток, то это - то, что он слишком подробно следует за известным сюжетом, заранее понятно, что будет дальше и чем сердце успокоится. Интрига не в сюжете, она в сравнении персонажей и предметов Рима 50-х и Москвы нулевых. Вместо открытого "шевроле" - лошадь, вместо скучающей аристократки - вульгарно накрашенная поп-певица, вместо проститутки - конюх, вместо ароматной виа Венето - замыленный ночной клуб с техно-музыкой, вместо самоубийства - убийство, вместо вертолета с привязанной к нему статуей Христа - воздушный шар. Римская "Сладкая жизнь", утомляя, соблазняла; московское "Движение" не соблазнительно. Это как пьянство и алкоголизм: в "Движении" нет удовольствия, загадки, красоты, один лишь рефлекс человека, вынужденного тянуться к бутылке. Потому что кроме нее ничего нет. Сладкая Москва - выдумка, насажденная клубными менеджерами и рестораторами. Город, проведший 80 лет вне светской традиции, пробует пересадить чужие органы - не работает. И если кино Янковского мертвое и вакуумообразное - так это потому, что жизнь, про которую оно рассказывает, такая. Дух, как сказали подлодочники, передан верно. Фильм вырабатывает стойкую аллергию к московским клубам, пресс-вечеринкам, знаменитостям и алкоголю. Я бы показывал его пишущей братии на принудительных культпоходах, вроде тех, на которые водят школьников в агитпункты ГАИ с целью ознакомления с правилами дорожного движения. Зрителям же сторонним я бы отрекомендовал фильм как производственную драму: может, о премудростях профессии она и не просветит, но состояние ее представителей передаст точно.
Что до живого, то оно в фильме есть, хоть и в гомеопатической дозе. Это два выхода актера Мурзенко. В роли охотника на инопланетян он доказал: у школы советских мастеров эпизода - Басова, Леонова, Филиппова, любимых наших актеров, - есть наследник. Единственный, но есть. Тот факт, что в финале Гурьев покидает Москву на электричке в компании Мурзенко выглядит куда более обнадеживающим, чем феллиниевский финал с девочкой-виденьем. Видно, жить будем!