Очень красивый анимационный нуар про заговор косметологов в Париже 2054 года.
Мультфильм, Боевик, Фантастика |
16+ |
Кристиан Волькман |
16 марта 2006 |
1 час 45 минут |
В Париже 2054 года, вопреки футурологической традиции разросшемся не столько вверх, сколько в глубину, некий карлик похищает с дискотечной парковки красотку генетика Илону Тацуеву — 22-летнюю беженку с Северного Кавказа и ведущего специалиста отдела евгеники при косметической фирме «Авалон» (последняя в связи с общим помешательством на красоте практически правит миром). Отряженный на поиски мадемуазель Тацуевой оперуполномоченный Карас, выходец из арабского гетто с физиономией Жана Марэ и голосом Джеймса Бонда (в английском дубляже за него говорит Дэниел Крейг), первым делом берет в оборот старшую сестру пропавшей — еще большую красотку Беслан Тацуеву, драматически затягивающуюся сигаретой на фоне залитого дождем черно-белого города.
Словосочетание «черно-белый» тут надо понимать буквально — в «Ренессансе», сделанном по сверхмодной технологии motion capture (пластика живых актеров закладывается в компьютер), из кадра изгнаны все цвета, кроме этих двух. На целый фильм найдется, быть может, пара штрихов нейтрального серого, есть предсказуемый (потому не особо срабатывающий) сюрприз с включением остальной палитры, но большую часть времени на экране, как на странице комикса, — то чернильная тень пожирает белый фон, то черное небо заметает белым снегом. Французский вундеркинд Волькман начал делать свой фильм лет семь назад и, следовательно, не мог видеть родригесовский «Город грехов», но он определенно знаком с исходным комиксом Фрэнка Миллера: оттуда взяты и снежинки на черном, и разговоры на балконах, и финал — условно счастливый, но с изрядным подвохом. «Ренессанс» очевидно недотягивает до «Sin City» по литературе, и прямая речь тут — лишь тень убийственных миллеровских диалогов (пусть «нуар» — французское слово, но французский слишком игрив, чтоб обсуждать на нем круг вопросов, интересующих героев нуара); но на уровне картинки Волькман замечательно понял то, что проглядел в свое время Родригес: что главный враг при перенесении черно-белого мира на экран — полутона и лишние детали. Редуцируя своих героев до клякс, закручивая арки и лестничные пролеты в концентрические круги, как на афише хичкоковского «Головокружения», фильм легко воспаряет над собственным малоубедительным сюжетом — и магия (которой, вообще-то, почти не бывает в современном высокотехнологичном кино) рождается тут сама собой, как матовое свечение на стыке черного с белым.