Фильм

Однажды в Анатолии

Посмотрел в "Пионере", с субтитрами, вечером, зрителей было процентов 40 от зала. Следственная бригада, прокурор, полицейские, жандармерия, врач, рабочие и пара обвиняемых, ищут труп жертвы, зарытой где-то у родника в Анатолии, в турецкой глухой глубинке. Родников много, память у обвиняемых плохая, вот и ищут уже пару дней, потом все же находят. По дороге ночуют в деревне, ее староста (в фильме - председатель) делится проблемами - нужен морг, иначе родственники не успевают приехать из Германии на похороны, а в это время все хором едят ягнятину из общего блюда. Потом тело убиенного находят, начинаются "следственные действия"... Все это сопровождается беседами персонажей "за жизнь" и обсуждением подробностей преступления и поездки, а также легким черным юмором. Где-то с первой трети или середины фильма начинает выделяться главный герой - провинциальный доктор, а прокурор и полицейский выглядят как роли второго плана. Доктор тоже с детективными навыками, в беседе с прокурором разгадывает загадку его семейной трагедии, потом дело доходит до вскрытия тела покойного, впрочем, без лишнего натурализма. Медик при аутопсии встает на сторону справедливости, а не закона, некоторые подробности произошедшего не попадут в заключение. "Дело турецкого", такие вот тайны следствия - бытописательство на фоне Анатолии и местной правоохранительной практики, небогатая или даже нищая жизнь в Малой Азии. Картина выглядит до известной степени как роад-муви в смеси с детективом и чем-то социальным - такое смешение жанров. Мне понравилось, фильм с некоторого момента затягивает и становится интересным, вполне можно смотреть, если вам нравится "кино не для всех". Турция в картине вполне европеизированная страна, хотя и с провинциальным местным колоритом, мясом ягненка и разведением ослов. Сельский староста восседает в кардигане и пиджаке, хотя и в потертых, школьники резвятся и играют в футбол, лишь женщины одеты с национальным уклоном. Когда картина закончилась, народ почему-то долго не расходился, что-то в фильме такое есть, не только детектив на дороге. Почему-то вспомнился фильм "Копия верна" иранца Аббаса Киаростами, такая же жизнь в движении.

В киноклубе первыми и главными вопросами об этом кино стали: «пустое, бледное, искусственное, скучное, вялое, бескостное?», «или глубокое, выразительное, настоящее, мудрое, имеющее и плоть, и кровь, и скелет?». Я бы ответила так: мудрое - о скуке и обыдёнщине, выразительное - о бледном и бескровном, настоящее - о фальшивом и обманном… Плоть от плоти, кровь от крови, кость от кости кино. И дело не в витиеватости режиссерского послания. Джейлан, как и положено всем, кто переплавляет истину в кровь и плоть кинематографа, прям и откровенен до муки и чуда откровения. Дело в том, что так и бывает в жизни. Откровение вырастает не из стигматов-терний-язв и не из роз-грез-радуг. Оно приходит в серых тонах, в будничных, не очень новых одеждах и надтреснутым усталым голосом отнюдь не поет и отнюдь не гимны, а просто рассказывает что-то о том, например, как баба хлебает щи.
Мелочи, сор, пыль бытия… Пылинки живого. «Когда б вы знали, из какого сора…». Права Ахматова. И Бела Тарр с его киноФиналом «Туринская лошадь» тоже прав. «Люди пьют чай, люди просто пьют чай, а в это время рушатся их судьбы», - прав Чехов. Люди пьют чай, люди просто пьют чай, а разносит его и смотрит им прямо в глаза, и улыбается несуществующей, до дрожи непонятной улыбкой сама Красота (Добро, Истина, Мечта Несбывшаяся, Ускользающий Свет…). Прав Джейлан, снявший свой самый мрачный и в то же время чудесно одушевленный, будто насквозь светящийся фильм. О том, что всегда остается неуловимым, ни учету, ни протоколу, ни анализу не поддающимся. О судьбе света, который гаснет в людях… и вокруг. О тоске по нему.

И вот что еще делает этот фильм плотью от плоти кино, костью от кости. Режиссер думает образами, а не словами, теориями, идеями. Это так же сложно, как вычерпывать вдохновение из взгляда на «эти бедные селенья, эту скудную природу» и, как Тютчев, видеть в них, за ними что-то, «что сквозит и тайно светит». Это так же трудно, как болеть чужой болью и истекать чужой кровью. Годар, всегда мысливший парадоксами, сказал: «Если тебе есть что сказать, скажи это, напиши книгу, в крайнем случае письмо, но, ради бога, не снимай фильм». И Балабанов, который мне чем-то напоминает Джейлана, вторит Годару: «Мы с идеями не снимаем. Потому что с идеями кино плохое». Джейлан ворожит образами, пространством, светом-тьмой, тишиной и шуршаньем, ритмом, ветром, дождем, яблоками и дынями... В их нехитром и в то же время магическом сплетении словно и нет послания, веских фраз и истин. Но в настоящем искусстве отсутствие (боязнь) фразы есть тоже фраза. Негромкая, незаметная. И услышать ее можно лишь окунувшись в глубины собственной тишины.

Думая сейчас, когда прошло уже достаточно времени после просмотра, об «Однажды в Анатолии», я вижу круг. Светящийся круг в темноте, по которому движутся, без надежды на остановку, машины с людьми. И кружение их словно жизнь в поисках смерти. Все мы ее неизбежно ищем и обязательно находим. Всегда. Круженье это можно расшифровать и как символ круговой поруки перед общей для всех нас участью (неслучайно в фильме все герои друг на друга похожи – несчастьями ли, преступлениями ли, одиночеством ли, томленьем, грустью, «непонятостью», болью…). Можно увидеть в этом круге нечто бесформенное и неуловимое как наш духовный опыт. Можно прочитать его словно образчик смирения – существования, лишенного перспектив (и вообще попыток) что-то изменить, на что-то повлиять. Потому что заблудились и обезумели все. И потому что «пойти некуда». И все равнины одинаковы. И сотни лет дождь. И куда ни глянь – сплошная загадка. И всё текут, текут года, не оставляя и следа. И только мрак накроет душу без следа…

Неумолимая, поражающая простота жизни и смерти в фильме Джейлана, их неразрывная и тоже простая скрученность, слитность (мертвожизние) заставляют подумать, что каждый из его героев так или иначе закопан заживо, что у всех кусочки вины (смерти) в легких, что всем нечем дышать. Исследовать, эксгумировать, вскрывать, препарировать это состояние душ нельзя. Получится жестокая и циничная черная комедия, где режиссер – прокурор, объясняющий смерть абсурдной диктовкой фактов: длина 180 см., усы, трехдневная щетина… Но можно разгадывать, нащупывать, угадывать, пронзая и пронзаясь тайной, добавляя мягкой, нежной поэзии в сумерки хмурых людей. Мешая миги загадок и красоты с мигами ошеломляющих простотой откровений: нет ответа, как следует жить. Нет веры тем, кто скажет, что знает. Нет и не было никаких причин. И за краем неба в окне тоже ничего нет. И вся жизнь – это «хижина с полустертыми пятнами чьей-то крови, куда приходим учиться ужасу и тоске» (Гумилев).

Мой P.S. сегодня - И. Анненский. В его стихотворении, кажется, спрятано всё о фильме Джейлана «Однажды…».

То было на Валлен-Коски.
Шел дождик из дымных туч,
И желтые мокрые доски
Сбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,
И слезы просились из глаз;
В утеху нам куклу бросали
В то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла ныряла
Послушно в седой водопад,
И долго кружилась сначала,
Все будто рвалася назад.

Но даром лизала пена
Суставы прижатых рук, -
Спасенье ее неизменно
Для новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливый
Желтеет, покорен и вял;
Чухонец-то был справедливый,
За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,
И дальше идет река...
Комедия эта была мне
В то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.

Как листья тогда мы чутки:
Нам камень седой, ожив,
Стал другом, а голос друга,
Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,
Что с ним родился только страх,
Что в мире оно одиноко,
Как старая кукла в волнах...

Сильно хвалить не буду, но тем не менее эмоции скорее положительные кино вызывает. Тут люди жаловались на бесконечные угнетающие поля-луга да степи. Считаю необоснованными такие заявления. Поля полями, но параллельно развивалось множество сюжетов, кое-кто даже шутить пытался (эпизод с колой, связывание - развязывание ). Интересно в фильме именно то, что как-бы невзначай показано несколько личных драм. Внимание на них не акцентируется, но это и делает их более жизненными. Истории прокурора, доктора, старосты, руководителя группы, самого убийцы абсолютно не пересекаются и так и показаны в фильме. В общем всё максимально приближено к реальности: живи себе со своими проблемами, никого это не волнует.

Это действительно шедевр, и настоящее кино. Моего знания не хватило, чтобы постичь фильм в полной мере, все его визуальные изыски и выверты, но наверное, от простого зрителя (каким я являюсь) это и не требуется, просто сиди и смотри. Нури Бильге Джейлан, конечно же, мастер с большой буквы.

Глубокая серая осень, низкое суровое небо, холмы покрытые соломой, ветер, несущий грозу.
Следственная бригада в купе с военными ищет труп закопанный где-то в долинах Анатолии. Убийца не помнит точного места захоронения, и этот факт значительно осложняет работу. Дюжина человек переживает ночь поисков и только на следующий день их ожидает успех.
Собственно на этом и построена картинка, наполненная, казалось бы пустыми разговорами, однако, неспешные диалоги незаметно раскрывают перед нами судьбы персонажей фильма. Как такового героя в фильме нет. Каждый являет собой тот или иной пласт культурного слоя современного Востока. Что интересно, основное действующее лицо все же определится, но только спустя полтора часа.
Первый час фильма мы наблюдаем ночь в свете электрических и керосиновых ламп, во втором часу действия погружаемся в серый день.
Долгий кадр, частый крупный план, много портретной съемки. Все неподвижно, несмотря на постоянное движение. И если не принимать во внимание подоплеку сюжета, то фильм может привлечет только съемками осеннего, и надо сказать, очень красивого, турецкого пейзажа.
На самом деле, за неспешным повествованием детективной истории нам раскрывается конфликт современной и ортодоксальной Турции, да и не только Турции, а всего ближнего Востока. Здесь и шутки про Евросоюз, и миграция молодого поколения, и тяга к Западу в перемешку с ортодоксальным мусульманством. Мы наблюдаем столкновение современного, европеизируемого общества с жестким принуждением следованию традициям Востока. Например, служивые сравнивают вкус "настоящей" молочной ягнятины, которую ели их деды с современными продуктами в вакуумной упаковке, практически не имеющими вкуса и запаха. Это один из элементарных наглядных примеров, демонстрирующих нам противоборство традиций и современности. И подобных примеров в фильме много. Исконные ценности и новые Боги, все смешалось. Как выясняется к концу фильма, жертва убийцы был захоронен заживо, что наглядно показывает заживо погребенное общество в идеалах Запада. Последним кадром мы видим школу и играющую детвору, как символ возрождения, или, с учетом осени в кадре, заката исконных идеалов и надежд. Каждый персонаж несчастен и каждый несчастен по своему. Так бывает часто в современном мире. Так происходит с каждым при подмене истин. И уже никто не понимает, почему так произошло, происходит, произойдет.
Смотреть рекомендую.