Фильм

Необузданные

Дело ли в Николасе Рэе, тоже не самом веселом человеке на свете, или же глаза Митчума с самого рождения и разом аккумулировали всю печаль этого мира, но кумулятивный эффект заметен и в The Lusty Men. «Необузданные» это, во-первых, предтеча «Неприкаянных» Джона Хьюстона – и их также легко можно было бы назвать «Неприкаянными», если бы по большому счету неприкаянный у Николаса Рэя был только один персонаж (догадайтесь, кто его играет!). Во-вторых, The Lusty Men это далекий предок «Рестлера» Даррена Аронофски, и по своему посылу, и по настроению, и по нерву, и вообще. На мой взгляд, страшно недооцененное кино. Не настолько, увы, известное, как другие фильмы Рэя: «Бунтовщик без причины», «Джонни-Гитара», социальная драма-триллер «Bigger Than Life» и великие нуары «They Live by Night» и «In a Lonely Place».

The Lusty Men – это кино о родео. Это ревизионистский вестерн во времена, когда ни о каком ревизионизме еще толком не задумывались. Да это и не вестерн в смысле жанра. От вестерна тут герой, чемпион и легенда родео (Митчум), ковбойские шляпы и ковбойский же миф, который родео присвоило, растоптало и извратило. Родео – это Дикий Запад, присвоенный Западом Цивилизованным, окультуренный и опошленный. Родео – это тот небесный Иерусалим, а лучше сказать геенна огненная, финальная точка для всех неприкаянных героев-ковбоев, которым возделывание собственной земли кажется скучным, капитализм мерзкой уловкой, а накопление денег, как какие-нибудь средневековые рыцари, они полагают ниже своего достоинства. Сложно сказать, полагает ли так Николас Рэй (полагает на самом деле, но не в этом фильме), но его герой, растерявший все надежды, полжизни оставив за спиной, выкинув на ветер все заработанные призовые деньги – ни к месту и ни ко времени, неприкаянный с головы до ног, и та самая печаль в глазах Митчума здесь только отчасти носит метафизический характер (вида «жизнь вообще печальная штука»), а на деле «выстрадана» и «благоприобретена» всеми рассыпавшимися в прах грёзами-замками.

Герой Митчума уходит из родео после очередной травмы, решает, вроде бы, заняться скучным буржуазно-протестантским делом – бычками, землей, фермерством. Но под руку ему попадается семейная пара, муж (Артур Кеннеди) просит обучить его всем тонкостям ремесла, жена (невероятно сексуальная Сьюзан Хауард) смотрит на нашего бедного Митчума неприязненно как на бродягу, хобо и перекати-поле, который охмурил ее мужчину так не вовремя. Очевидно, между Хауард и Митчумом существует какое-то эротическое подводное течение, о котором женщина догадывается последней: в гениальной сцене в вагончике, где героиня Хауард в ужасе, полуголой перед душем, вынуждена принимать ухаживания Митчума, желая выставить его вон – снято просто потрясающе, владение кинопространством у Николаса Рэя феноменальное все-таки. Никогда не скажешь, что кинокамере негде развернуться, что мало места. Он ухитрится и снимет не только так, чтобы было красиво, но и так, чтобы сцены стреляла аккуратно по смыслу в цель и наотмашь. В начале фильма, например, есть сцена, где жена наблюдает за тем, как ее муж выходит из дома с Митчумом, и камера смотрит на парочку из-за ее плеча: ее тревога, ревность, опасение, ненависть к хобо, «она – лишняя в этом мужском мире» - все в этом кадре. Пару секунд спустя, когда жена-таки заводит мужа домой, камера смотрит уже из-за плеча Митчума: пара удаляется, и мы понимаем, что он завидует этому тихому семейному счастью, и понимает, что именно он-то как раз и лишний.

Все трое прекрасно понимают, что родео это казино, которое всегда выигрывает, а ее так называемые чемпионы – всего только будущие калеки и мертвецы. Но они решают рискнуть, чтобы заработать семейной паре на ферму. Тут мимоходом заметим, что учитывая финал, который даже не горько-сладкий, а ядовито-горький, возникает чувство, что Николас Рэй фактически принимая сторону авантюриста Митчума, точно также неприязненно смотрит на этих вот любимых всеми режиссерами фермеров. Дело не в том, что зарабатывать своим трудом плохо. Дело в мотивации. А мотивация одна: зависть. «Я хочу иметь свою ферму, как у соседа. Я хочу иметь много денег и сразу, как у везунчиков. Я не люблю и не хочу быть неудачником». А герой Митчума – неудачник. Как герой Джона Уэйна из великой ленты Форда про Либерти Вэланса. Как герои «Неприкаянных» Джона Хьюстона. Как и вообще почти все герои самого Роберта Митчума, герои, которым так пригодилась для образа, кажется, врожденная печаль самого актера. И это не тот случай, когда образ неудачника приглажен смазливостью актера, и даже если так – его персонаж ничего с этого не выигрывает. Он выключается из социума то ли собственной природой, природой вечного лузера и бродяги, то ли самим социумом, которому эти печальные глаза героя на фиг не нужны. А нужны ему американская улыбка, удача, счастливый финал, «герой зарабатывает женщину», победа над обстоятельствами. В общем, весь этот грязно-лживый миф, который одновременно вбивается в голову искусством, и в то же время другим искусством высмеивается и критикуется. Николас Рэй – из вторых.

Для него выключенность и неприкаянность Митчума – это собственная ненужность. Он как наш Геннадий Шпаликов – от которого общество требовало лучезарной «Я шагаю по Москве», и которое предпочло не замечать не то, что тоски и ада в душе сценариста, а даже той легкой, шестидесятнической печали. Печаль? Какая печаль? Антиобщественный элемент! Николас Рэй, как и герой Митчума (как и почти все его герои) – это вот такие Шпаликовы, которые на хер никому не нужны, но которыми при случае можно украсить милый счастливый семейный вечер, и фото с которым можно повесить в той симпатичной буржуазной гостиной, которую с таким мастерством и иронией выписывал Дуглас Сирк. Женщины, безусловно, как свидетельствует тысячелетний миф, ставший генотипом, стереотипом и установкой коллективного бессознательного – любят сильных, властных и королей. Проблема в том, что при всей силе, мужественности и красоте героев Митчума, Шпаликова и Николаса Рэя – их не выберут многие женщины в той реальности, от которой они бежали. Их выберут на красивой картине, да, в кино, как миф, как некий сверкающий образ Митчума на коне. Но в реальности? Какой домохозяйке придет в голову связать свою жизнь с Джеффом Маклаудом, гарцующем на коне, и покоряющем дикого быка зебу? В мечтах, в эротических снах – наверное, как и в классическом голливудском кино. Но не у Николаса Рэя, смотреть фильмы которого зачастую именно потому так больно и горько. Как говорит сам герой Митчума: «Hope's a funny thing. You can have it even when there ain't no reason for it». Для него прошлое безрадостно, а будущее безнадежно. Вот и остается в настоящем глупо вылетать на арену верхом на зебу, как герой Микки Рурка у Аронофски прыгает под рев публики. Зачем? Да просто так, что-то там доказать самому себе, пока другие повертят пальцем у виска. Красоты ради, быть может. А скорее потому, что «идите вы все к чертовой матери, мне все равно нет среди вас места».