Лицо











Фильм Ингмара Бергмана про странствующего фокусника
Еще одно обращение к болезненной теме странствующих циркачей от Ингмара Бергмана. На этот раз «странствующие циркачи», скорее, образное выражение. Ведь речь в фильме идет о группе гипнотизеров, которые в конце 19-го века прибывают в Стокгольм к группе высокопоставленных лиц ради некоего представления. Группу составляет глава и главный гипнотизер доктор Фоглер (Макс фон Сюдов), переодетая в мужчину девушка Аман-Манда (Ингрид Тулин), их ушлый менеджер Тубал (Аке Фридель), старуха-ворожея и несколько помощников по мелочам. По прибытию Фоглер притворяется немым, для пущей важности, и проводит целый сеанс с разоблачением. Часть публики выглядит скептической и агрессивной, одна из женщин, впрочем, яростно верит в силу гипноза, а некоторые услышанные подробности во время одного из представлений, на самом деле подтверждают верность призвания прибывших «артистов», которые на самом деле частично, все-таки, шарлатаны. Постепенно взаимоотношения гостей и хозяев перерастают отношения зрителя и артиста, переходя на более личный, порой даже интимный, уровень. Недоверие и насмешка сменяются откровенным презрением, унижением. Игра переходит границы дозволенного моралью.
В своем фильме «Лицо» Бергман возвращается, после спорного эксперимента с лентой «На пороге жизни», к узнаваемой тематике и знакомой территории. К тому времени режиссер снял уже достаточно фильмов о бродячей труппе артистов, поэтому новая картина уже лучше вписывалась в очертания ожиданий. Впрочем, надо отдать должное, что в предыдущих своих фильмах он останавливался на социальной, скандальной, психологической границе дозволенного. Теперь он ринулся в откровенно мистические районы, которые до этого исследовал в чуть более поздних своих работах.
Совершенно очевидно, и Бергман официально об этом говорил, что персонажи фильма так или иначе связаны с прототипами из реальной жизни. В те времена режиссер активно работал с театром в Стокгольме, вел скорее богемный образ жизни, мало общался с окружающим его социумом. Поэтому прослеживается живая связь между образом доктором, артистом, и самим Бергманом, тогда как общество плюющих в артистов хамов, беспардонно обращающихся с творческими людьми, будто со вторым сортом или того хуже, стали возможностью для Бергмана жестоко посмеяться и покритиковать реальным циников и скептиков, с которыми он сталкиваться на протяжении всей карьеры. Он полностью высказался о том, что он думает на тему поддразнивания его, издевательства над актером, попытки принять заранее в штыки все, что он предлагает.
Название фильма, которое в переводе для американского проката как «Волшебник» потеряло глубину смысла, подсказывает нам, что кроме отношений артиста и критика, Бергмана интересует также процесс смены маски и реального лица. То есть, восприятия актера в контексте и вне его игровой роли. Конечно, кто-то может сказать, что проблема надумана и узко сосредоточена на определенном круге творческих лиц, но для Бергмана в то время, когда он буквально ночевал в театре и «простого человека» мог увидеть только сидящим в зале, все это было не только актуально, но и серьезно. Не секрет, что практически все творчества Бергмана было тесно переплетено с его реальной жизнью, однако этот фильм, после череды довольно метафорических шедевров, а также откровений рожениц и будущих матерей, выглядит наиболее личным и автобиографичным.
Проблема была, впрочем, не в первый и не в последний раз, с процессом получения разрешения работы над фильмом. Дело в том, что вопреки всем очевидным успехам режиссера, которые вывели его имя в списки наиболее востребованных и интересных режиссеров в мире (хотя и тут возникли сложности – шведская киноиндустрия не привыкла к продаже фильмов за рубеж, и допустила ряд нелепых ошибок), карт-бланш ему давать никто не собирался. Тогда он объяснил, что собирается снять забавную эротическую комедию, что в умах ответственных лиц щелкнуло ассоциацией с наиуспешнейшей работой «Улыбки летней ночи», и новый фильм пустился в производство. То, что потом сам Бергман признавал, что новая картина вышла неожиданно даже для него мрачной, черной и жестокой, уже дело особо не меняло. Равно как и не поменяло отношения к нему за рубежом, где фильм был принят с привычно большей теплотой, чем на родине, где вызвал бурные обсуждения, и даже выиграл важный приз на венецианском кинофестивале.