Покорившая мир драма о поисках себя
Где-то в середине 90-х Хуан (Махершала Али), драгдилер в Либерти-Сити, самом бедном и криминальном районе Майами, подбирает на улице мальчика, который убегает от хулиганов. Тот почти не разговаривает, но, пару раз поев, все-таки сообщает, что его зовут Шайрон (Алекс Р.Хибберт). Отец давно пропал, а мать (Наоми Харрис) курит крэк и не слишком заботится о ребенке. Наркотик ей продают подручные Хуана; несмотря на эту парадоксальную, мягко говоря, ситуацию, дилер и его подруга (Жанель Моне) становятся для Шайрона чем-то вроде нормальных родителей на стороне.
«Лунный свет» состоит из трех новелл, и это только первая из них. Во второй Шайрон — тощий тинейджер (Эштон Сандерс), которого продолжают травить в школе: одноклассники, дразнящие его педиком, со свойственной иногда маленьким мерзавцам прозорливостью видят то, в чем их жертва сама себе еще не призналась. В третьей новелле Шайрон, прошедший через огонь и воду и переехавший с матерью в Атланту, — взрослый гангстер (Треванте Родс), чья брутальная внешность, впрочем, обманчива. Некоторые герои переходят из новеллы в новеллу: в первую очередь это приятель Шайрона по имени Кевин (Джейден Пинер, Джаррел Джером, Андре Холланд) — как почти случайно вышло, главный мужчина в его жизни.
Это самый, очевидно, расхваленный фильм 2016 года, вошедший во все мыслимые топ-списки; в килограммах выигранного золота «Ла-Ла Ленд» его, вероятно, опережает (и почти наверняка помешает «Лунному свету» получить главный «Оскар»), но, скажем, критический консенсус в случае «Света» даже более монолитен. Барри Дженкинс немногим старше Дэмиена Шазелла и, как и тот, дебютировал в конце нулевых малобюджетной разговорной мелодрамой про черных хипстеров («Лекарство от меланхолии»). Для своего второго полнометражного фильма он нашел автобиографический текст — что-то вроде непоставленной пьесы — Тарелла Элвина МакКрейни, актера и драматурга, не так давно получившего стипендию МакАртура, «грант для гениев». Оба — и режиссер, и сценарист — выросли в одно время в бедном квартале Майами, и хотя гей-линия — целиком от МакКрейни, для Дженкинса в этой истории, разумеется, тоже масса личного.
Главное, что нужно знать про «Лунный свет»: это вовсе не стенания о том, как живется чернокожему гею в гетто. Живется ему нелегко — и из фильма это тоже следует, — но это и так понятно, зачем про это смотреть. Социальная, расовая повестка и область чувств тут как бы сосуществуют параллельно — они обе интересны Дженкинсу, но он не торопится их смешивать. Есть определенная культурная среда, которую воссоздает режиссер, — это декорации картины, ее, если угодно, колорит, определяющий сиюминутные действия персонажей. И есть глубоко интимная, внутренняя история взросления, где-то переходящая в лав-стори, — содержание фильма. Дженкинс не занимается противопоставлением большинства и меньшинства, расового или сексуального: белых тут нет вовсе, а путь Шайрона никогда не превращается ни в Голгофу, ни в крестовый поход. Иначе говоря, это не памфлет о нетерпимости, а ровно наоборот: тихий, нежный фильм о чуде взаимопонимания.
Материал вроде бы диктует угрюмый реалистический подход: квазидокументальную камеру, приближенное к естественному освещение и так далее. Ничего похожего. Дженкинс использует богатые, контрастные цвета и выразительные композиции порой захватывающей дух красоты: дело, в конце концов, происходит в Южной Флориде с ее пальмами, песком и океаном. Оттенки синего, зеленого и, конечно, черного превращают детский кошмар в томительный эротический сон и обратно. При этом по большому счету это фильм про отрочество — в чуть более мягком мире его события могли бы уместиться в уик-энд, а не растянуться на десятилетия, — и режиссер до конца сохраняет предельно деликатный, целомудренный тон: Шайрон настолько раним, что иное было бы жестоко.
«Свет» где-то может показаться простым, почти простодушным, но и это не так: готовые ответы здесь не работают, и продолжительные паузы в разговорах, которые оставляет Дженкинс, — а из главного героя слова вообще не выдавишь — нужны для того, чтобы мы продолжали их искать. «Ты сам должен решить, кем тебе стать, никто за тебя этого не сделает», — говорит Шайрону Хуан, когда учит его плавать, но это грошовая мудрость, горькая ирония которой будет понятна в третьей, лучшей части картины, когда Шайрон станет Хуаном. Ты не можешь решить, кем тебе стать, — если, конечно, ты не живешь внутри голливудского фильма про спортсмена. Максимум, что ты можешь, — это принять себя сам и, если очень повезет, однажды прочесть понимание в чужих глазах.
Скрыть