Днем учительница Тереза (Китон) дарит любовь и надежду глухонемым детям, ночью ищет любви и надежды для себя — в неоне секс-кварталов.
Между двумя новогодними вечеринками — 1975-го и 1976-го пролег путь Терезы в ад, как сказали бы другие. Или на небеса, как думала она. Один из самых откровенных, на грани софт-порно, фильмов в истории Голливуда тем и хорош, что сфотографировал то невещественное, что находится между представлениями...
Показать полностью
Днем учительница Тереза (Китон) дарит любовь и надежду глухонемым детям, ночью ищет любви и надежды для себя — в неоне секс-кварталов.
Между двумя новогодними вечеринками — 1975-го и 1976-го пролег путь Терезы в ад, как сказали бы другие. Или на небеса, как думала она. Один из самых откровенных, на грани софт-порно, фильмов в истории Голливуда тем и хорош, что сфотографировал то невещественное, что находится между представлениями человека о себе и тем, что он из себя в реальности представляет. Да, и слепой узнает в новом ухажере Терезы прирожденного жиголо — но где же узнать ей, когда в ее объятиях плещется дельфином молодой Ричард Гир. Да, они занимаются сексом на нестираных простынях, по которым бегают тараканы, — но у кромки уха трепещет «Come into My Arms» сирены Саммер, превращая эту постель в центр вселенной. Да, посреди загаженной однокомнатной квартирки она вместо уборки устраивает себе одинокие попойки но какая разница, когда перед окном карабкаются в небо имена дискотек.
Чтобы оставить в кадре приметы действительности, но заставить зрителя воспринимать их как субъекты романтики, Нью-Йорк снимали в декорациях — павильонный свет навел на картинку рекламный лоск. Ода самообману пришлась лыко в строку времени, когда Америка сбежала от проблем в нарко-секс-диско-эйфорию: только между теми двумя вечеринками присутствие статуи Свободы в Гудзонском заливе и было оправданно.
Скрыть