Фильм

Стеклянное сердце

«Мое место в сумасшедшем доме, а не в кино»
Вернер Херцог

Вряд ли «Стеклянное сердце» когда-нибудь покажут по телевизору. Формат не тот. Но даже если вдруг канал «Культура» (больше некому) соблаговолит пустить его в эфир, все равно посмотреть картину удастся не всем. Причина банальна – Херцог делает кино исключительно для себя, не заботясь о потребностях масс, поэтому работы немца весьма сложны для восприятия, но обладают какой-то гипнотической притягательностью. Если зацепило - оторваться невозможно.

Изначально на первый план выходит визуализация. Мастерство, с которым режиссер снимает природу Баварии, с ее холмами и покрытыми туманом горами, превращает игровой фильм в невообразимый псевдо-документальный спектакль, чью красоту не смогут оценить лишь слепцы. Натура для Херцога, будь то бескрайние просторы Антарктиды или перуанские джунгли, всегда являлась способом исповеди, интимным общением.

Однако постепенно великолепные ландшафты сменяются видами убогого поселения и «Сердце» становится экзистенциальной притчей о грядущем Апокалипсисе, неминуемом конце современной цивилизации. Сознание уступает место подсознанию. Фольклор старых немецких деревушек рождает героя, юродивого пророка, одинокого скитальца, созерцающего девственную красоту мира во снах наяву и предсказывающего скорую гибель человечества.

Между тем рассказываемая история нарочито примитивна, лишена динамики действия и вообще каких либо признаков вменяемого сюжетного повествования, способного заставить неискушенного зрителя потратить 1.5 часа на размышления о судьбах людей на планете Земля.

Единственное, пожалуй, что в таком случае может привлечь внимание, так это эксперименты Херцога с гипнозом. Действительно, режиссер прибегал к данной практике на съемочной площадке, видимо для создания специфической атмосферы легкого безумия. Не зная таких тонкостей, можно подумать, что в фильме снимались одни идиоты, чьи рыбьи глаза и размеренные речи способны погрузить в беспросветную тоску.

С другой стороны, просмотр «Сердца» тоже является экспериментом, после которого можно сделать некоторые выводы о своей кинематографической природе. Возможно это не лучший фильм Херцога, но, в любом случае, мне с ним по пути.

Надмирное и внечеловеческое произведение. Мифологическое. Наскальная живопись. Мистерии орфиков. Такое кино, которое легко может вызвать как полнейшее отторжение, так и безоговорочно пленить. Мой Херцог, от и до. История в двух строчках – в селении умер мастер, унесший секрет рубинового стекла в могилу, люди сходят с ума от отчаяния. И для Херцога она только путеводная нота, две-три ноты мелодии, которые вдохновили его на галерею разроненных романтических картин о поисках человеком истины, философского камня, Грааля. И даже это скорее попытка вербальной дешифровки напластованных друг на друга образов. «Стеклянное сердце» - смутное печальное ощущение внутри тебя, когда смотришь в мир вот именно так. Не проживаешь его, а «переживаешь». Про него нелегко писать, потому что пишешь скорее про вот эту мелодию, бередящую сердце, твое сердце, не Херцога, но, блин, это удивительное чувство сопричастности и родства, когда кто-то смотрит в мир по такой же касательной. Опять же не буду перечислять образы самого фильма, это не то кино, которое можно сфотографировать в скриншоты и объяснить его тем самым, хотя каждый кадр режиссером выдержан в запредельно-романтических тонах, с напряженной экспрессией, когда приходят на ум и немецкие романтики, и Рахманинов и Август Стриндберг. «Стеклянное сердце» - абсолютно чистое кино, не привязанное к тексту. И это не киносимфония. Оно вызывает примерно те же чувства и мысли, что живопись, собрание картин в мастерской одного художника. Их сложно и почти невозможно рассказать и самому себе, но ты прекрасно понимаешь, о чем он.

На 20-й минуте я вспомнил, что именно на этом фильме Херцог загипнотизировал половину труппы, и лучше бы не вспоминал, если честно (не читайте на ночь Википедию!). Совершенно лишняя информация, ничего ровным счетом не дающая. Каким-то настроением, тональностью «Сердце» еще напоминает «Сатанинское танго» (сценами в кабаке, в том числе), но опять же, это тоже знать ни к чему. «Стеклянное сердце» невозможно воспринимать как линейную историю, хотя в ней есть и последовательность, и она лишена совершенной абстракции. Оно больше похоже на бусы, на четки, каждая бусинка в которых мощный четкий образ, который можно перебрасывать из стороны в сторону, видить в неверной последовательности, видить снова и снова, все равно кино будет работать. Херцог – безнадежный романтик, родом оттуда, из XIX века. Его ленты кажутся анахронизмом, а «Сердце» при всей модерновой формальной структуре, в принципе всегда будет казаться «устаревшим» и где-то уже виденным. Как-то до сих пор не задумывался, кто же у нас отвечает в современном кинематографе-то за романтизм. Оказалось, один только режиссер, Херцог. Долгие лета, тебе Вернер. Спасибо, что еще напоминаешь всем о том, о чем не хочется вспоминать, потому что вспоминая и заглядывая в эти образы, теряешь ориентацию во времени и пространстве, земля уходит из под ног. И догадываешься в очередной раз, что понятие «вечность» не просто выдуманное слово из восьми букв. «Стеклянное сердце» это грандиозное полотно о жизни и мире, в которых мы казалось привыкли обыденно и спокойно жить, но которые всего только краткие образы вечности. Буквально размывает океаном в прозрачную фигуру, растворяешься в брызгах волн в финале этого фильма. Это лучший херцоговский финал, и один из лучших финалов, которые я когда-либо видел. Очень страшное и безумно красивое, красивое до боли, кино. Не хочется ничего после него говорить. Хочется молчать, молчать и молчать. Добиться в себе вот этой необходимой святой немоты.

В баварском городке, известном на всю страну своим стеклом (а кроме него там ничего больше и не производится), происходит трагедия локального масштаба - умирает единственный мастер, который знает, как это самое изумительное стекло вообще делать. А стекло не простое, рубиновое, дорогое, поэтому владельцы производства, а за ним и все местные жители, начинают впадать в панику и сходить постепенно с ума. В результате одного из размышлений такого рода, приходит, к примеру, идея добавлять в стекло кровь девственницы, но ее надо не только убить, но и найти. К тому же тут еще и под боком пророк предрекает большую войну и новый мир, транслируя это через предсказание о безумии жителей и пожаре на заводе. Пророка считают безумным, а после пожара на заводе упекают в подвал, дабы больше ничего не накаркал, заодно обвинив небеспочвенно в сумасшествии, да и в поджоге тоже. Впрочем, вопрос здравого рассудка остро стоит относительно любого отдельно взятого горожанина, а уж когда они вместе собираются: Знаменитый фильм немецкого режиссера, в котором он снимал актеров под гипнозом.

Как-то Вернер Херцог признался, что работает во время съемок своих фильмов в практически полусознательном состоянии, с трудом веря, что прошло так много времени и постоянно спрашивая у ассистента, какие из сцен уже отсняли. Так что, когда во время съемок этого фильма, он решил попробовать ввести в такое же состояние своих актеров при помощи гипноза, это дикое решение выглядит не только нормальным, но даже логичным. Ну, и теперь, когда говорят о "Стеклянном сердце", первым делом вспоминают именно этот факт, хотя гипноз актеров - не единственное интересное, что связано с этой картиной.

Сценарий фильма Херцог написал, опираясь на отрывок из книги "Час смерти" Герберта Ахтернбуша, который почерпнул идею из одной баварской легенды о пророке, предсказывавшем конец света после того, как его посетило явление о том, как фабрика по производству стекла сгорит, а город погрузится в безумие. Сам же режиссер на тот момент был в полном восторге от пары фильмов полудокументального характера, в которых были показаны люди в пограничном состоянии сознания, поэтому идея о том, чтобы ввести в гипноз актеров игрового фильма для того, чтобы максимально достоверно передать состояние целого городка, бредущего на встречу безумию, показалась ему шикарной. То есть как бы и актеры остаются в образе, зачитывают строки из диалогов, но вид у них при этом совершенно сумасшедший, ибо находятся они в том хрупком состоянии, когда все вокруг воспринимается необычайно остро, то есть в состоянии "стеклянного сердца".

И, конечно, когда обо всем этом стало известно критикам кино, то это не могло не отразиться на восприятии фильма целиком. Общественность разделилась на два условных лагеря. Первые продолжали возмущаться издевательствами, что учиняет немецкий режиссер над своими актерами, эксплуатируя их слабые стороны (чего, конечно же, никогда не было, ни в случае с Бруно С., ни в фильме про лилипутов), и стараясь получить над ними как можно больший контроль (учитывая, что работать с актерами без гипноза значительно проще). Другие же пришли в восторг, а Делез и вовсе окрестил картину идеальным воплощением опыта кинематографической алхимии, проведя по всему фильму такие глубокие параллели и найдя в нем столь яростные аллюзии и символы, что есть сомнения в том, что автор действительно вкладывал именно этот смысл.

Кроме того, фильм получился необычайно лиричным, старомодным, будто ожившая картина Жоржа де ля Тура. Сам по себе фильм оказался очень неспешным по темпу, будто движущийся сквозь водную массу находясь в состоянии транса. Одно начало фильма, со сценой, снятой покадрово с вершины горы, где туман плывет сквозь долину и реку, эстетически стоит многого, хотя режиссер и оператор не применяли каких-то особенных технических ухищрений. Вообще, в основном снимали в Баварии, но ради большей экзотичности и сказочности, вставили кадры из съемок, сделанных в Северной Америке, Альпах и Ирландии. Конечно, разве мог бы Херцог обойтись такими простыми домашними съемками? Это было бы чрезвычайно скучно.