Выставка Людмила Таболина

У Людмилы Таболиной юбилей. Какой, не уточняется — ибо дама. Но мы так скажем: самой старой серии на юбилейной выставке через два года исполнится пятьдесят. Один кадр из серии вынесен на афишу: девочка в школьной форме — волосы собраны в мышиный хвостик, белый бант — стоит перед классной доской, вид сбоку. 1964 год, урок в деревенской школе; на фоне света, что льется из окна (окно в кадр, однако, не попадает, виден только отсвет на доске), девочка, чуть не уткнувшаяся в задумчивости в доску лбом, рисуется почти силуэтом.

Символичность снимка «из раннего» покажется понятной и для того, кто вовсе не знаком с Таболиной: что непонятного, начало большого пути… Тогда тем более надо сообщить: семидесятилетняя Таболина (ах, мы все-таки проговорились) и ведет себя будто вечная ученица. Снимок то есть вдвое символичнее, чем казалось поначалу. Символизирует не только пройденный путь, но и нынешнюю линию скромной такой, словно серенькой, седенькой Таболиной. Чья творческая биография — будто сплошь из периодов ученичества и прочих инспираций. Вот так однажды, едва покончив со знаменитейшим фотоклубом «Зеркало» — и как будто вообще с фотографией, распродав даже технику, — Табо­лина вдруг встретила Георгия Мстиславовича Колосова, главного пикториалиста. И тот — взамен репортажных камер — подарил ей монокль: дескать, отснимешь шедевров — отработаешь. И этот, последний пока, период длится скоро уж двадцать лет, еще один юбилей.

Оттого кадр на афише становится и втрое символичнее — что ранняя фотография в силу помех-неумех (смазанный контур, но теперь как намек на световую пикториалистскую баню; контражур — покамест, кажется, неосознанный) выглядит теперь как обещание, как проект Таболиной-как-мы-ее-знаем: наблюдательница и исследовательница световой эманации, источаемой в объективе-монокле облаком, цветущим деревом, квадратом окна, огнем русской печи зимой, мрамором статуи в мокром от дождя парке. Таболина-как-мы-ее-знаем — это, конечно, и влажный Петербург замерших в тумане набережных и Летнего сада; и «мир Таболиной» на ее ретроспективе мог бы выглядеть более трепетным за счет большего числа хрупких натюрмортов, которые она тоже снимала во множестве, но таких здесь мало или вообще нет; так что прежде всего это все та же валдайская деревня с ее антуражем и пейзажем: незаметное движение деревенской жизни у Таболиной не только ведь сюжет, но и формальный элемент — ведь репортаж, понятно, моноклем ты не поснимаешь.