Феномен-Фильм
Сразу после мировой премьеры первых фильмов «Дау» на Берлинале в начале 2020 года в адрес создателей масштабного кинопроекта во главе с режиссером Ильей Хржановским посыпались многочисленные обвинения: в психологическом и физическом насилии, съемках постельных сцен без ведома актеров, невыплате гонораров и, конечно, заоблачных тратах на сам проект. Самый громкий скандал вызвал фильм «Дау. Наташа» с непрофессиональной актрисой Наталией Бережной в заглавной роли, которая, по мнению некоторых российских журналистов, до сих пор страдает посттравматическим расстройством, последствием стресса, полученного во время съемок 12-летней давности. Редактор «Искусства кино» и непостоянный автор «Афиши» Егор Беликов взял большое интервью у актрисы и попросил ее прокомментировать слухи вокруг и около «Дау». «Афиша» выбрала самое главное.
Егор Беликов: Давайте обсудим эту публикацию Le Monde, где описывается, что Хржановский заявлял, будто вы проститутка из БДСМ-борделя. Вы имеете какое-то отношение к этой теме — к БДСМ или к борделям?
Наталия Бережная: Это бред сумасшедшего. Я шифровку вот эту — БДСМ — когда услышала, открыла Википедию, чтобы узнать — что такое, с чем его едят? Когда прочла, думаю: «Сука, гондон». Я Илье сказала, я сразу его набрала, говорю: «Слышишь, Илья, ты это говорил?» — «Ты что, с ума сошла? Конечно же, нет!» — «Дай я его [журналиста Le Monde] за горло подержу!» Вот честно, у меня навязчивая такая идея, я засыпаю и просыпаюсь с одной мыслью уже на протяжении года. Мы когда с Ильей встречаемся или созваниваемся, я говорю: «Илья, дай мне его подержать за горло. Я, ***, это так не оставлю» — «Ну он же хотел тебя защитить». — «Да не хотел он меня защищать, он гондон, просто гондон». После этого я и не хотела никому давать интервью.
Е. Б.: О съемке предупреждали заранее, что придет человек с камерой?
Н. Б.: Не всегда. Они могли делать где-то съемки, допустим, в Институте, а тут наши взбалмошные ученые решают: «А пойдемте [выпьем] по 50?» —«А пойдемте!» И камера пошла за ними следом.
Е. Б.: Вы были готовы, что вас будут снимать? Вас предупредили о том, что фильм будет сниматься иногда без предупреждения?
Н. Б.: Да, это оговаривалось.
Е. Б.: Могли ли вы это остановить, если хотели, то есть попросить, чтобы вас не снимали?
Н. Б.: Да. У нас была договоренность: если я не хочу сниматься и хочу уйти, я смотрю в камеру.
Е. Б.: Все, что снято, было снято только по вашему желанию?
Н. Б.: Каждая сцена обсуждалась, как это должно происходить, какая последовательность. Да, были там моменты импровизации, но не настолько, чтобы там все импровизировалось.
Е. Б.: Сейчас Хржановского обвиняют в том, что он набрал местного харьковского населения и спаивал его, чтобы поставить на них социальный эксперимент.
Н. Б.: Кто хотел — тот пил, кто не хотел — не пил. У нас был Александр — один из ведущих ученых, лекторов нашего Харьковского университета, я не буду называть фамилию. Он вообще не употреблял спиртное. Вот если он не пил, то он не пил.
Е. Б.: О постельной сцене. Готовы ли были, что вас будут снимать на камеру в этот момент, знали ли вы об этом? Контролировали ли ситуацию?
Н. Б.: Это у нас с Люком (приехавший из Франции приглашенный профессор физики Люк Биже. — Прим. ред.) началось спонтанно, мы даже сами друг от друга не ожидали. Сначала я не поняла, что съемка идет. А потом было уже все равно. Этого не предусматривал никто. Я, допустим, предположить не могла, что я пойду на это.
Е. Б.: Говорят, что в комнате был кто-то еще, кроме вас с Люком и оператором. Правда ли это?
Н. Б.: Был оператор, Люк, я. В комнате больше никого не было.
Е. Б.: А у вас спрашивали, готовы ли вы, чтобы эта сцена вошла в фильм?
Н. Б.: Да, спрашивали.
Е. Б.: Сейчас Люк говорит в интервью, что его спаивали, что это все был какой-то заговор против него, что все это было не по-настоящему.
Н. Б.: Ну, ему никто не наливал. Он пил сам. Получается, я его изнасиловала? Бред какой-то. Ему никто не наливал, это раз. Второе: наливали вино не ему, а он — мне и себе. Он пил вино, он пил водку, он в тот вечер выпил приличное количество, будем так говорить. И он до этого пил. В буфет приходил — он выпивал, никто ему не заливал.
Е. Б.: Главный вопрос у всех — обсуждали ли вы с Хржановским и Ажиппо заранее, что конкретно будет происходить в сцене допроса?
Н. Б.: Конечно, обсуждали. Это было оговорено до мельчайших тонкостей. Я очень долго упиралась, что я буду в кадре обнаженной, но потом — для большей правдоподобности — я согласилась.
Е. Б.: Вы были готовы к пощечине, к бутылке — вы ко всему были готовы и согласились на это?
Н. Б.: Да. Все действия оговаривались, и если люди поверили в происходящее, то это значит, что мы все очень хорошо сыграли.
Е. Б.: Расскажите о вашем поцелуе с Ажиппо в финале сцены.
Н. Б.: Это была импровизация. Моя инициатива, я решила все-таки поиздеваться над мужчиной, который не сумел разорвать нормально одежду. Мы потом смеялись над этим. Он спрашивал: «А что это было?» Он не ожидал. Илья сказал, что должен быть финал какой-то интересный. Мне больше в голову ничего не пришло.
Е. Б.: Ходили слухи, что кому-то за съемки в «Дау» не заплатили, кинули на деньги, кто-то жаловался на нарушение трудовых прав. Были у вас такие проблемы или у кого-то из ваших знакомых?
Н. Б.: Я об этом не знаю, на «Дау» работало слишком много людей, я могу говорить только за себя. Были задержки по зарплате, допустим, но чтобы кинули и не заплатили — такого не было. Давали двумя, тремя частями, но чтобы нам не заплатили — я такого не помню.
Е. Б.: Вы довольны тем, сколько вам платили?
Н. Б.: Да. Мне платили ровно столько, сколько я зарабатывала на своем частном предприятии.
Е. Б.: Сегодня в контексте «Дау» много обсуждается его бюджет, потраченный Хржановским, — говорят, что гора родила мышь, что слишком дорого стоил этот фильм.
Н. Б.: У меня нет такого впечатления. Чужие же деньги всегда умножаются на десять. Да пускай даже на миллион они умножают. Поэтому я и стараюсь меньше читать комментарии и всю прессу, начиная вот с этого придурка, которого у меня до сих пор есть желание подержать за горло, причем крепенько так подержать…
Е. Б.: Получили ли вы эмоциональную травму на съемках «Дау»?
Н. Б.: В чем они травму увидели — я понять не могу. Я живой, нормальный, обычный человек, я адекватна. Странные эти люди, которые пытаются себе что-то придумывать.
Е. Б.: Хочу спросить про насилие. Как я понял, с вами на съемках ничего не произошло, к чему вы не были готовы. А было ли вообще такое вокруг вас, что кто-то кого-то бил, например? Видели ли вы что-то подобное?
Н. Б.: Нет. (Смеется.) Я такого не видела. Я не знаю, что должно было произойти для того, чтобы человек развернулся и ушел.
Е. Б.: Что вы думаете о «Дау» как о кино?
Н. Б.: Я смотрела практически все, но отрывками. У меня не получалось вот сесть и посмотреть. Я полностью смотрела «Наташу», «Дегенерацию», сериал «Меню» про Олю. А очень хочется абсолютно все посмотреть, потому что это происходило у меня на глазах. Я свой фильм смотрела четыре раза — и все четыре раза я плакала.
Е. Б.: Почему?
Н. Б.: Ну, мне жалко актрису. И «Дегенерацию» я смотрела прямо на одном дыхании. Меня уже не было, когда это происходило все. Когда я увидела, я была ошарашена, конечно. Это было для меня потрясение, этот фильм вообще [для меня] продолжение «Наташи», те же доносы и стукачество, но в больших объемах. Оля мне очень сильно понравилась. Тоже плакала. А остальные фильмы я смотрела отрывками. Но это огромная, колоссальнейшая работа.
Е. Б.: Я слышал, что Моника Беллуччи к вам подошла в Париже, правда это или нет?
Н. Б.: Да, у меня даже есть фото.
Е. Б.: А что сказала?
Н. Б.: Она была в восторге от фильма, держала меня за руку, гладила меня по руке, говорила, что очень хороший, красивый фильм, я ей сильно понравилась.
По случаю онлайн-премьеры первых фильмов «Дау» «Афиша» вспомнила культурные (и научные) явления, отзвуки которых можно найти в амбициозном проекте Ильи Хржановского. Кроме того киноредактор Евгений Ткачев провел сравнительный анализ двух циклопических побратимов: «Дау» и панк-макраме «Орфические игры» Бориса Юхананова.