Спектакль в Санкт-Петербурге

Театральный роман

Смело мы в бой пойдём

За власть Советов

И как один умрём

В борьбе за это

Вся театральная общественность 11 апреля смотрела предпоказ «Театрального романа» Романа Габриа в Театре Ленсовета, премьера 12 и 13 апреля. Уверена: такой очереди к администратору Театр Ленсовета ещё не видывал.

Объединив три булгаковских текста: «Театральный роман», «Белая гвардия» и «Дни Турбиных», Габриа вновь рассказывает нам о нас и мире вокруг реалистично, без прикрас, но всё же с нежностью и любовью. Писатель Максудов (Илья Дель) написал пьесу «Чёрный снег»: идёт гражданская война, еврея убивают шомполом, на снегу появляются капли крови, пронзительно звучит гармоника, белые офицеры вот-вот сорвут погоны, чтобы выжить — командование сбежало, наступают большевики. Стреляют, на улицу опасно выходить. Вспоминаю слова Елены: «Я женщина, меня не тронут. А в доме Турбиных садятся за стол, пьют шампанское, спорят о политике, поют. «Что вы, господа! Весь переулок разбудите. И так уж твердят, что у нас каждый день попойка». Писатель написал о том, что видел собственными глазами, чтобы читатель увидел реальность, оплакивал Алексея вместе с Еленой и Николкой.

Пьесу взяли для постановки в условно Независимом театре. Ставит спектакль молодой режиссёр-футурист Фома Стриж (Анна Мигицко). Мы видим спектакль внутри спектакля: Елену играет Лаура Пицхелаури, Алексея — Олег Федоров, Николку — Сергей Филипович, обаятельного лгуна Шервинского — Виталий Куликов, похожего на крысу Тальберга — Евгений Филатов. Высшее начальство в лице главы Независимого театра Ивана Васильевича (аллюзия на Станиславского, в этой роли — Сергей Мигицко) тоже негодует, требует всё поменять, не хочет, чтобы на сцене убивали людей, пусть лучше это происходит где-нибудь там, за кулисами, «иначе зритель сбежит» и вообще давайте это будет история любви Елены и Шервинского, без боли и горя.

Мы видим неприглядное закулисье театра: экзальтированную немолодую актрису (Светлана Письмиченко), олицетворяющую старую гвардию актёров, восстающую против всего живого — им хочется по двадцать лет играть одно и то же: всем опостылевшие «Плоды Просвещения» и Островского, у которого нет ничего о нас, они стремятся восстанавливать старые спектакли, боятся всего нового, не готовы увидеть, что происходит в мире за окном. Видим завлита (Артур Ваха) и его инфернального помощника — проводника в «волшебный мир театра» (Алиса Рейфер), которые требуют от писателя отказаться от всех прав на его произведение и скрепить контракт кровью. Видим секретаря директора (Анна Алексахина), которая возлагает цветы к портрету пока ещё живого начальника и отказывает по телефону в контрамарках тем, кто их, по её мнению, не заслуживает.

Перед антрактом на сцену вышли режиссёр и человек, которого в программке называют не Сталин, а Генеральный секретарь (Михаил Боярский). Наконец-то запретили что-то действительно вредное. Они сидели на диване и смотрели на нас. Беседой того же Сталина и уже не Максудова, а Булгакова-Деля и завершилась наша версия спектакля. Булгаков в письме просил выезда из России, но позже, в телефонном разговоре со Сталиным, сказал: «Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может…». В противовес его желанию остаться в своей стране звучит монолог Тальберга-Филатова из «Белой гвардии»: «Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери, петербургские бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали секретари директоров департаментов…». Тальберг, как мы помним, уехал в Берлин, оставив жену в осаждённом Киеве.

Художник спектакля — Анвар Гумаров. Мы видим контраст между убогой проходной комнатой Максудова, где помещается только кровать, и уютной гостиной семьи Турбиных, с радиолой, настенными часами, большим обеденным столом. Сцена вращается, и мы переносимся из Киева 1918-1919 в Москву 1926. 5 октября 1926 года в Московском художественном театре состоялась премьера первой постановки «Дни Турбиных». Спустя 99 лет этот текст звучит всё так же пронзительно и трепетно.

Трогательный беззащитный Лариосик (Антон Падерин) говорит: «Господа, кремовые шторы… за ними отдыхаешь душой… забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши израненные души так жаждут покоя». Сегодня театр — наши кремовые шторы, наш островок безопасности, наш хрупкий мир, в котором хранится всё лучшее, нежное, драгоценное, всё то, что у нас никто не сможет забрать, наши мечты, идеалы и надежды. А «что будет с Россией — знает только Бог».