Спектакль

Страсти у фонтана

Ташкентец, ленинградец, москвич, ныне гражданин Израиля Семен Злотников занялся драматургией в середине 70-х и преуспел, по театральным меркам, чрез­вычайно быстро. Его ставили Фоменко, Любимов, Вайль — лучшие режиссеры. Впрочем, многие спектакли не дожива­ли до премьеры или закрывались после пары-тройки показов. Советская цензу­ра боялась Злотникова, потому что не понимала его пьес. Сегодня, видимо, многие так же не понимают, иначе не объяснишь отсутствие имени драматурга на афишах. Между тем он создал специфическую эстетику наивного драматурги­ческого письма: описывает смешных ­маленьких человечков в не то чтобы неправдоподобных, но утрированных ситуациях. Это не значит, что у Злотникова нет больших и волнующих идей, но они всплывают исподволь, как бы случайно, органично.

«Сцены у фонтана» — первая большая пьеса Злотникова и одна из лучших. В театре «Буфф» ее переименовали в «Страсти у фонтана», и если вы решите, что это, мол, намек на христианские идеи любви и ненасилия, носителем которых у Злотникова выступает клинический недотепа Лева Кошкин (аллюзия на князя Мышки­на), то ошибетесь. В легендарном спектакле Марка Вайля в ташкентском театре «Ильхом» такие намеки были: Виктор Вержбицкий играл Кошкина существом неотмирным, инопланетным, вызывавшим и уважение, и жалость, и некоторую брезгливость. В «Буффе» о спектакле Вайля напоминает лишь одно: сценограф Алексей Уланов уважительно цитирует ильхомовский фонтан в виде цапли. Последнее дело каламбурить насчет фамилий, но что поделаешь, если режиссер Геннадий Май поставил спектакль в легкомысленном весеннем настроении? Впрочем, учитывая жанровую ­специ­фику «Буффа», трудно вменять это ему в вину. Анекдотический сюжет о ночной неразберихе в парке культуры с драками и незамысловатым адюльтером, освободившись от подтекстов, вроде обречен был соскользнуть в бездны идиотизма. Но режиссеру как-то удалось остаться на плаву — и не только сообщить спектаклю витальную атмосферу, но и вывести на сцену галерею обаятельных и запоминающихся персонажей. Елена ­Зу­бович (Туся) не стала прямолинейно шаржировать «простую русскую бабу», а добавила своей героине черточек вечно нетрезвой богемной хамки — получилось чрезвычайно удачно. Проходят на ура и комические эскапады брошенного ­женой электромонтера: артист Антон ­Денисов в современной пьесе явно чувствует се­бя уверенней, чем в костюм­ных. Мила девочка-одуванчик Оличка в исполне­нии Натальи Мартыновой — кукольная недотрога с присказкой «Как страшно жить» (А вы не в курсе? Эта модная фразочка — цитата из пьесы Злотникова). Смешно и точно играет пьяницу Федо­ра Андрей Соловьев. Если кто в спектак­ле и вызывает серьезные вопросы, так это собственно Кошкин. Артист ­Андрей Лёвин исполняет эту роль так бесцветно, как будто боится привлечь к себе внимание. Вне зависимости от то­го, что этот Кошкин говорит или дела­ет на сцене, он выглядит банальным типом. И среди своих партнеров по спектаклю, нацепивших эксцентрические маски, смотрится как новогодняя елка в разгар весеннего половодья.