Спектакль

Самоубийца

Молодого безработного Подсекальникова (Алексей Розин) все убеждают свести счеты с жизнью. Жена считает, что ливерная колбаса стоит того, чтобы из-за нее застрелиться. Соседи напоминают Подсекальникову, что он иждивенец на шее у жены. Скоро к нему выстраивается очередь из советских граждан, каждый со своей идеей, почему Подсекальников обязан расстаться с жизнью.

Николая Эрдмана тридцать пять лет как нет в живых. Увидь он обоих «Самоубийц», вышедших в нынешнем сезоне, — что спектакль в Пушкинском театре, что нынешнюю премьеру в Молодежном — вряд ли он был бы глубоко польщен. Он-то помнил мейерхольдовский спектакль по своему «Мандату», ставший главным хитом 1925 года. Но благодарностью к нынешним режиссерам все равно бы проникся: он так и не увидел своего «Самоубийцу» на сцене.

Написанную вслед за «Мандатом» вещь, с восхитительной борзостью проехавшуюся зараз по власти, попам, женскому полу, мещанам, интеллигенции, нэпманам и пролетариям, сразу же объявили реакционной. Вслед за тем закрыли почти готовый спектакль Станиславского. В 1932 году сняли совсем готовую постановку Мейерхольда, а год спустя и самого Эрдмана из Гагр, где по его с Массом сценарию снимались «Веселые ребята», отправили в Сибирь: незадолго до того Василий Качалов не нашел ничего лучшего, как прочесть на кремлевской попойке эрдмановские басни.

Уже в 1982 году пьесу поставил было Плучек, но и тогда спектакль закрыли: уже изрядно подрастерявшая свою злободневность пьеса оставалась бельмом на глазу у советской власти. Хотя всего-то там было возмутительного, по новым временам, что звонок героя в Кремль: он сообщал, что прочел Маркса, и Маркс ему не понравился. В 90-м пьесу поставил Любимов, но на фоне тотальных разоблачений и покаяний она прозвучала уж слишком игриво и легковесно.

Теперь «Самоубийца» выглядит классикой русской сатиры, вещью с той же полки, что и «Ревизор», «Смерть Тарелкина» и «Клоп». Классикой — то есть вещью, созревшей для интерпретаций. Но это — при чтении глазами. Из спектакля Вениамина Смехова вычитываются не свежие смыслы и аллюзии, а большей частью личные его, Смехова, мотивы для постановки: он был знаком с Эрдманом, слышал, как тот в шестидесятых читал свою пьесу труппе «Таганки», да и сам не раз ставил «Самоубийцу» в заграничных колледжах. Он научил рамтовских актеров читать текст заторможенно, как это делал сам Эрдман. Подложил под диалоги много разной музыки. Ввел, как в цирке между номерами, коверных. Оттеснил актеров в глубину сцены, к полукругу здоровенной классицистской колоннады, увешанной бельем и рекламными щитами про Моссельпром, — оттуда до публики актерам еще нужно докричаться. В общем, для текста создано столько препятствий, что нужно хорошенько поднапрячься, чтобы его расслышать. Эффект получается тот же, что и в шумной компании, когда кто-то вдруг заговорит вполголоса и все разом начинают к нему прислушиваться. Так что всячески рекомендую сходить в РАМТ: хорошую вещь можно подслушать.