Культовой алконовелле советских семидесятых режиссер Андрей Жолдак — специалист по театральным фокусам на грани гениальности и скандала — придал космический масштаб. Главный герой в исполнении Владаса Багдонаса, как ветхозаветный патриарх, выходит босой из полиэтиленовых волн житейского моря и отправляется навстречу своей судьбе — в лице собутыльников всех мастей и сословий — в сопровождении внимательного взгляда сверху (на круг луны проецируется огромный глаз), медитативной музыки и ангела всенародного похмелья — девушки в белых шортах с коротенькими крылышками на спине, которая штопает носки, сидя на табуретке, и хранит своего подопечного — до печального конца.
Драматический |
18+ |
Андрий Жолдак |
3 часа 30 минут, 1 антракт |
Идея спектакля принадлежит арт-директору «Балтийского дома» Марине Беляевой. Сначала задумка показалась странной. Хит советского самиздата, «Москва–Петушки» Венедикта Ерофеева, «поэма в прозе», остроумная ода алкоголизму как способу внутренней эмиграции в стране победившего социализма, часто становилась источником для задушевных бенефисных моноспектаклей. Но при чем здесь режиссер Андрей Жолдак — мастер сновидческих театральных коллажей, специалист по сложноустроенным зрелищам, в которых ставка делается не на слово, а на изобразительность, — было решительно неясно. К тому же на главную роль «Балтдом» ангажировал выдающегося литовского актера Владаса Багдонаса, живую икону спектаклей Някрошюса. При всей любви Жолдака к Някрошюсу (в спектакле она воплотилась в серии цитат и оммажей спектаклям великого литовца), казалось, сдержанный, рассудочный Багдонас и взрывной, необузданный фантазер Жолдак не найдут общего языка.
Результат превзошел ожидания. Жолдак, сохранив нервный и экспрессивный авторский почерк, создал спектакль с архижесткой смысловой структурой, без единой случайной детали, а Багдонас с явным удовольствием принял условия игры. «Москва–Петушки» — это редкая на современной сцене монументальная форма: огромная декорация Титы Димовой с трудом помещается на колоссальной сцене «Балтдома», идет спектакль четыре с половиной часа, да и по жанру это, скорее всего, эпос. Придумано тут следующее: Веничка превращен режиссером в старого индейца-шамана, третирующие его быдловатые сограждане стали оккупантами некоей условной «Америки» — для Жолдака страна индейцев — символ культуры и творчества. Водки никакой к разочарованию значительной части зала нет: опьянение прочитано как творческий экстаз художника, в котором даже гадости скверного быта становятся материалом для гениальных произведений. В спектакле много смешного (за комизм в первую очередь отвечает ангел-матерщинник в исполнении Натальи Парашкиной), но при этом он не выглядит только развлекательным и вызывает восхищение свежими, дерзкими и небанальными театральными метафорами.