Спектакль

Черное молоко

"Ну и засра Ну и нечистоплотная ты барышня, родина моя необъятная", - предваряет свой рассказ драматург Василий Сигарев. Автор пьесы "Пластилин", ставший в одночасье знаменитым благодаря спектаклю Кирилла Серебренникова, в "Черном молоке" продолжает со вкусом бытописать нравы и ужасы нашего времени. На этот раз он переносится на забытую богом сибирскую станцию Моховое, которая, по расчетам драматурга, не то чтобы сердце нашей родины, но область где-то пониже крестца. В эту дыру и приезжает пара ушлых торгашей из столицы, под видом рекламной акции сбывающих доверчивым аборигенам дешевые китайские тостеры. Местные жители - почти гоголевские персонажи: и мертвые души, и свиные рыла одновременно. И еще немножко шукшинские чудики, которые с берданкой в руках ищут справедливости и с бутылкой в кармане плачут о загубленной душе. На их фоне городская пара - оборотистый Левчик и его беременная жена Шура по прозвищу Мелкий (актеры Иван Шибанов и Алла Каравацкая) - выглядят существами с другой планеты. Они щебечут что-то на своем птичьем языке, где слово "эрмитаж" служит грязным ругательством, а фраза "да пошел ты, достал до самых гланд" - приглашением к примирению. Распевают Земфиру, мечтают "оттопыриться" после удачной поездки в "Трех пескарях", а пока наслаждаются "ментоловой" или "чупиком" - символами-фетишами легкой и беспутной столичной жизни. Но это только присказка, сказка впереди. Во втором акте с героиней происходят удивительные метаморфозы. Родив в антракте ребеночка, она проникается любовью к местным жителям и клеймит позором свою прежнюю жизнь, в которой "модно быть суками". Вопрос, какая из этих планет хуже: убогая, но душевная провинция или циничная, сволочная метрополия, - не нов и довольно банален. Но молодые актеры Театра Гоголя умудрились ответить на него так, что впору и правда продавать московскую квартиру и ехать в Сибирь восстанавливать заброшенные лесопилки.