Драматический |
Юрий Бутусов |
Авторский почерк режиссера Юрия Бутусова схематично можно обрисовать так: берем классический текст, что-нибудь грандиозное, Шекспира или, скажем, Беккета. И его не боимся. И пересказываем его как последовательность актерских этюдов, аттракционов, остроумных вылазок на территории цирка и эстрады. Играем, фонтанируем — получаем результат. Рецепт этот не назовешь безотказным, но он действует. Тот же Шекспир настолько замусолен в театральных хрестоматиях, что любое, даже слегка натужное оживление ему на пользу. Однако для своего дебюта на сцене Александринки Бутусов взял пьесу немца Бертольта Брехта «Что тот солдат, что этот» — выбор дерзкий, вызывающий, призванный доказать зрелость режиссера, в Петербурге ходившего в «молодых», а с переездом в Москву ставшего «модным и ведущим». Зрелости Бутусов, возможно, достиг, но и устоявшийся почерк, описанный выше, никуда не делся. Для Брехта, увы, он оказался непригодным.
Главный герой пьесы — непальский грузчик Гэли Гэй (Дмитрий Лысенков), простой человек; Гэй выходит из дома купить рыбу — и домой возврата не будет. Разграбившей пагоду и потерявшей боевую единицу тройке английских солдат до зарезу нужен четвертый — иначе они будут изобличены и предстанут перед трибуналом. В ход идут подкуп, обман, угрозы; инсценируется суд над Гэли Гэем; инсценируется расстрел Гэли Гэя — и вот он сломленный, растоптанный, забывший себя. А вот он уже не он, а Джерайа Джип, ирландец, веселый выпивоха, любящий пострелять по жителям мирных деревень. Брехт писал о силе казармы, о прискорбной власти вооруженного быдла над свободной человеческой волей, о том, что кулак и очередь из автомата творят такие леденящие кровь чудеса, какие подвластны разве Антихристу.
Высказывание Брехта предельно ясно, оно не требует ни правки, ни разъяснения — а лишь гражданской позиции и предельной конкретности художественного прочтения. Как раз с этим у Бутусова проблемы. Лысенков играет печального клоуна, попавшего в затруднительное положение, — Чарли Чаплина в тылу врага; его злоключения воспринимаются как обязательная составляющая чаплинского жанра. Его сатрапы — кучка мультяшных шкодников; страшны их гигантские тени на заднике сцены, но сами они нимало не пугают. Сержант Кровавый Пятерик в исполнении Сергея Паршина и вовсе умиляет всякого смотревшего в детстве «Сказку за сказкой» — дослужился-таки солдат Иван Варежкин до повышения. Брехтовские поучения, положенные на музыку, — песни-зонги — звучат в приятно облегченном виде эстрадных номеров. Особенно потешает публику двойник Сергея Шнурова, поющий в старомодный микрофон в проходе между зрительскими рядами. Если что здесь и создает мрачную атмосферу, так это эффектная сценография Александра Шишкина, погрузившего сцену в полумрак, посреди которого возвышается тускло блещущий огромный крест. Между тем Брехт все же призывал остерегаться людей, а не кладбищенских привидений.