Драматический |
16+ |
Павел Григорьев |
17 февраля 2011 |
2 часа |
Не за всеми студенческими актерскими курсами следит широкая аудитория. Все же учебный процесс, учебные задачи — то, что интересно прежде всего профессионалам. Но вот курс, который почти пять лет назад набрал главный режиссер БТК Руслан Кудашов, сразу стал интересен: задачи-то решали учебные, но как-то небанально, даже экстремально. Типовые «этюды о животных» — упражнение первого курса — превратились в спектакль «Человеческий детеныш», историю Маугли без единого слова, напряженное до крайнего предела пространство инстинктов. Поняв, из какого «сора» рождается личность, принялись разбираться с тем, что заставляет ее разрушаться: толпа из спектакля по роману «Мы» — жуткое зрелище. Покорив взрослую аудиторию, принялись за детскую: хулиганский получасовой «Колобок» с оригинальной постановочной идеей — набором вязаных вещиц в роли кукол — можно смело рекомендовать для первого похода детсадовца в театр и лучше с папой (чопорные мамаши могут молодежных шуток не оценить). В довольно наивных вылазках на территорию Шекспира в опусе «Шекспир-лаборатория» проявилось несколько довольно серьезных актерских индивидуальностей, в «Кафе», родившемся из упражнений третьего курса («наблюдения за людьми»), — ряд этот основательно пополнился. Дело в том, что учителя — Руслан Кудашов и Сергей Бызгу — избежали главной ошибки нынешней театральной педагогики: не дали студентам слова, пока те не научились внятно и доходчиво изъясняться жестами, телами, пока молодые люди не дозрели личностно и профессионально до осмысленного и содержательного высказывания.
Им и оказался спектакль по текстам Александра Башлачева, одного из самых ярких представителей неистовой и самобытной подпольной рок-культуры 80-х. Спектакль идет в черной комнате под крышей театра (условно называемой Малой сценой), но от формата квартирника — уютной, объединяющей всех собравшихся акции — артисты сознательно уходят. Как уходят и от надрывной манеры, превращавшей каждую песню Башлачева в реквием. Перекричать Башлачева они не пытаются, а по одному, реже по трое и лишь в зачине и финале — всем скопом несут его тексты, как драгоценную ношу: поначалу просто, под негромкий аккомпанемент гитары и фортепиано, вчитываясь в слова и рифмы, но постепенно погружаясь в них с головой — в буквальном смысле, следуя за убийственной для здравого смысла башлачевской логикой, да так отважно, что за них становится страшно, как за рыбаков, отправляющихся покорять стихию на утлой лодчонке. И тут выясняется, что лодчонка-то — не утлая, что профессиональных навыков достаточно, чтобы выплыть из того морока, где горлом идет любовь, где от мучительно-противоречивых мыслей трещит купол лба. Чтобы воскресить не недооцененного страдальца-самоубийцу, а большого русского поэта Александра Башлачева и прочертить четкую линию от его трагических баллад и душераздирающих лирических поэм к есенинскому веселью от отчаяния, к шукшинским сердобольным бабам и его же мужикам с разбитой рожей и хоть сейчас готовой к распятию душой.