Спектакль

Аккомпаниатор

Имел шанс увидеть легендарных актеров советского театра и кино, собранных вместе и - что самое важное! - еще живых. Да-да, именно под таким лозунгом распространители продают на антрепризу билеты - мол, возможно, это последний ваш шанс застать их. После смерти Гурченко этот дешевый прием неожиданно приобрел трагическую актуальность - гении уходят, на смену им приходит пустота.

Вопрос только в том, стоит ли платить за то, чтобы посмотреть на неспокойную старость когда-то великих? Васильева с Дуровым немощны чисто физически, с трудом говорят (расслышать можно только из партера) - за деда вообще стало страшно, когда он стал ужасно багроветь прямо на сцене: подумал, что сейчас его тут и хватит удар. На их фоне Муравьева выглядит удалой молодушкой, но ужасно пошла в своем навечно прилепившемся образе региональной хабалки. Вообще, ощущении пошлости происходящего - главное впечатление от спектакля: даже сюжет выбран, сляпан и финализирован так, чтобы именно ТОЛПА рукоплескала. Это все просто ширпотреб.

Поминка по театральным гениям. Ужасно жаль, что я это увидел - уж лучше пусть легенды таковыми и остаются в памяти, а реальных людей видят только близкие. Как сделала Гурченко - и ушла достойно.

Сходил позавчера на "Аккомпаниатор" в Театриум на Серпуховке с Ириной Муравьёвой, Львом Дуровым, Екатериной Васильевой и каким-то умеренно молодым И. Складчковым. Я предполагал, что от антрепризного спектакля одновременно и автора "драмы", и режиссёра ни о чём мне не говорящего имени Александра не то Галина, не то Ганина (в разных источниках третья буква его фамилии отчего-то меняется), который меня привлёк только "звёздностью" состава, не стоило ждать сильного культурного обогащения, однако увиденное и услышанное погрузило меня в состояние глубокой культурной апатии: плоский квартирно-наследно-бытовой сюжет; "деревянная" игра актёров; идиотское музыкальное оформление из бессмысленно надёрганных кусков "Онегина" Чайковского в записи ужасного исполнения (например, полонез играл, когда сообщалось о смерти одной из героинь, а хор "Девицы, красавицы" - во время пожирания пирога посреди сцены), который уже, по-видимому, устал ворочаться вчера во гробу; искусственные и дешёвые повороты и улыбки в зал за апплодисментами, что обычно можно наблюдать в цирке. Екатерина Васильева, если когда-то и играла по-настоящему на сцене, то это точно осталось в прошлом: скупость (точнее: почти полное отсутствие) выразительных средств, надрывная истерика и плохо деланное недоумение сопровождало все сцены. Ей то ли было плохо со здоровьем, то ли было просто пофиг на всё - она одинаково глупо, с одинаковой мимикой и жестикуляцией реагировала и на информацию о смерти подруги, и на непонимание собеседника на другом конце телефонной, трубки и на появление нового персонажа на сцене. Дуров, наверное, уже в силу старческой немощи, с трудом справлялся с текстом - не то что уж передать там какие-то эмоции или великие "идеи" автора. Муравьёва брала что-то своей эмоциональностью, которая однако больше уместна для базара, а не для сцены. Для Муравьёвой, похоже, что Островский в Малом, что Галин (Ганин) в совковом быдло-Театриуме: везде она рада делать акцент на сексуальном предназначении женщины (с маленькой буквы), бурной молодости, бесперспективной зрелости и никчёмному остатку жизни. Складчиков же не запомнился ничем, кроме относительной свежести внешности на фоне полутрупов. Было очевидно, что "звёзд", не потрудившихся даже более-менее сносно порепетировать, согнали для зашибания бабок с недалёкой публики, которая взахлёб аплодировала стоя. Мне противно. Дурно пахло со сцены, и дурно пахло вокруг меня.