«Дзяды» — один из последних спектаклей Эймунтаса Някрошюса. Режиссер поставил его в Национальном театре Варшавы в 2016 году. Тогда авторы заявляли, что это «спектакль о том, с чем философия, искусство, культура и религия меряются силами на протяжении тысячелетий — о поиске Бога, о быстротечности времени, о бренности бытия».
Драматический, Современная драма |
16+ |
Эймунтас Някрошюс |
После спектакля корила себя за то, что не сходила в Публичную библиотеку и не прочитала поэму полностью, а ограничилась лишь кратким содержанием в Интернете. Читать Мицкевича в титрах над сценой – далеко не самый лучший вариант, при этом еще нужно успеть посмотреть на актеров. Главное действующее лицо – Мицкевич, хотя его и нет среди персонажей. Из-за моей недостаточной подготовленности его восприятие и контакт с ним получился весьма приблизительным. По этой же причине ускользнули, оставшись нерасшифрованными некоторые символы- метафоры Някрошюса. Вдобавок не повезло, что минут двадцать после начала спектакля в зал все еще впускали опоздавших зрителей, что мешало сосредоточиться, тем более что в начале первого акта был ключ к поэме. Одним словом, впечатления могли быть сильнее.
Эти минусы ни к режиссуре Някрошюса, ни к игре польских актеров никак не относятся. Польско-литовский спектакль очень целостный, в отличие от недавно увиденного «Иванова» хорватского театра, где все-таки чувствовалась «инаковость» литовского режиссера для хорватских артистов. Някрошюс очень точен в воплощении сюжета и смысла поэмы, в передаче текста, разве что в эпизоде с саркофагом из книг позволяет вольность, акцентирующую один из смыслов многослойной поэмы. Дзяды, обряд поминовения усопших, переплетается в поэме с личными переживаниями автора. На сцене поэма превращается в спектакль о памяти – исторической, личной, памяти о поэте, не формальной, а непосредственной на уровне чувств и ощущений родственной души. Читая поэтов-романтиков, чувствуя их непосредственно, соприкасаешься с их личностями. Пока это происходит, они не вполне умерли.
Самая пронзительная, эмоциональная часть – вторая, когда слепая мать, чувствуя муки сына, приходить к Новосильцеву просить за него. На балу поляки рассказывают о жестокостях по отношению к участникам тайных студенческих обществ, отправленных на каторгу или замученных до смерти и сумасшествия. Увиденное ими словно оживает перед глазами, сплетается с образами первой части - умерших от голода нищенки с ребенком, замученных паном крепостных.
„Jeszcze Polska nie zginęła“ – воскликнула вместе с актером знающая польский язык дама, сидевшая рядом со мной. Она держала в руках подлинник и сверялась с ним. Я ей позавидовала.